Грей по-прежнему следил за ним, пытаясь расслышать, что тот говорил человеку рядом с ним, но Кинг был слишком далеко. Грей постарался опознать другого человека, но не смог. По повязке на руке он мог определить, что тот майор. Согласно приказу японцев, все офицеры обязаны были носить на левой руке повязку с указанием их звания. Всегда. Даже, если они ходили нагишом.

Черные ливневые тучи быстро собирались на небе. На востоке сверкнула молния, но солнце продолжало палить. Зловонный ветерок на мгновение поднял пыль, потом дал ей улечься.

Грей автоматически заработал бамбуковой хлопушкой для мух. Проворное, наполовину бессознательное движение кисти, и еще одна муха упала на землю, искалеченная. Убить муху было жестом легкомыслия. Изуродовать ее, чтобы тварь помучилась и в крошечной мере разделила бы твои собственные страдания. Изуродовать ее, и она будет беззвучно кричать до тех пор, пока не появятся муравьи и другие мухи, чтобы подраться из-за ее живой плоти.

Но Грей не получил обычного удовольствия от слежки за мучением мучителя. Его мысли были сосредоточены на Кинге.

— Видит Бог, — говорил майор Кингу с наигранным оживлением, — потом наступило время, когда я попал в Нью-Йорк. В тридцать третьем году. Замечательное время. Штаты — такая прекрасная страна. Я когда-нибудь рассказывал вам о своем путешествии в Олбани? В то время я был младшим офицером…

— Да, сэр, — устало подтвердил Кинг. — Вы рассказывали мне об этом. — Он чувствовал, что устал быть вежливым, и по-прежнему ощущал на себе глаза Грея. Хотя он в совершенной безопасности и не боялся, ему хотелось уйти с солнца, убраться с глаз лейтенанта. Да и дел полно. Дьявольщина, майор никак не может добраться до сути.

— Прошу прощения, сэр. Рад был поговорить с вами.

— О, подождите минутку, — быстро проговорил майор Бэрри и нервно огляделся вокруг, ощущая любопытные взгляды проходивших мимо мужчин, чувствуя их молчаливый вопрос: о чем это он толкует с Кингом? — Я… э… э… э, могу ли я поговорить с вами с глазу на глаз?

Кинг оценивающе разглядывал его.

— Мы и так говорим с глазу на глаз. Если вы будете говорить тише…

От смущения майор вспотел. Но он старался поймать Кинга в течение нескольких дней. Такую хорошую возможность жалко было терять.

— Но ведь хижина начальника военной полиции…

— Какое отношение имеют копы к частному разговору? Я не понимаю, сэр.

Кинг был спокоен.

— Не нужно… э… э… э… ну, полковник Селларс сказал, что вы можете помочь мне.

У майора Бэрри вместо правой руки была культя, которую он все время почесывал, трогал ее и теребил.

— Не окажете ли вы… не продадите ли вы кое-что для нас, то есть я имею в виду — для меня? — Он подождал, чтобы рядом никого не было. — Это зажигалка, — прошептал Бэрри. — Ронсоновская зажигалка. В отличном состоянии.

Теперь, когда он добрался до цели, майор почувствовал некоторое облегчение. Но одновременно он почувствовал себя нагим, произнося эти слова перед американцем, под солнцем, стоя на тропинке.

— Кто владелец? — спросил Кинг после минутного раздумья.

— Я. — Майор, удивленный, посмотрел на него. — Господи, не думаете ли вы, что я украл ее? Господи, я бы никогда такого не сделал. Я хранил ее все это время, но сейчас, ну, нам пришла пора ее продать. Все в группе согласны. — Он облизал пересохшие губы и погладил культю. — Пожалуйста. Вы сделаете это? Вы можете получить за нее хорошую цену.

— Торговля противозаконна.

— Да, но прошу вас — пожалуйста! Вы можете доверять мне.

Кинг повернулся так, чтобы его спина была обращена к Грею, а лицо к ограде — на тот случай, если Грей в состоянии читать по губам.

— Я пришлю кого-нибудь после завтрака, — спокойно сказал он. — Паролем будут слова: «Лейтенант Олбани приказал мне повидать вас». Понятно?

— Да, — майор Бэрри колебался, сердце его колотилось. — Когда вы сказали?

— После завтрака. После ленча.

— А, хорошо.

— Отдайте ее этому человеку. А когда я осмотрю ее, я свяжусь с вами. Пароль прежний.

Кинг стряхнул пепел с сигареты и бросил окурок на землю. Он уже было собрался наступить на него, когда заметил выражение лица майора.

— О! Хотите окурок?

Майор проворно нагнулся и схватил его.

— Благодарю. Большое спасибо.

Он открыл маленькую жестянку с табаком, осторожно содрал бумагу с окурка, высыпал полдюйма табака в сухие листья и перемешал их.

— Это дает прекрасный запах, — сказал он, улыбаясь. — Я сделаю из этого по крайней мере добрых три сигареты.

— Увидимся, сэр, — сказал Кинг, отдавая честь.

— О, хм, ну… — Майор не вполне знал, как начать. — Не считаете ли вы, — нервно начал он, понижая голос, — что, ну… отдать ее незнакомому человеку просто так… откуда мне знать… ну, что все будет в порядке?

— Во-первых, пароль, — холодно сказал Кинг, — во-вторых, моя репутация. И еще одно: я поверил вам, что вещь не краденая. Может быть, нам стоит забыть об этом?

— О нет, прошу понять меня правильно, — быстро заговорил майор. — Я ведь просто спросил. Зажигалка — это все, что у меня осталось. — Он пытался улыбнуться. — Благодарю. После завтрака. Как вы считаете, сколько времени вам потребуется, чтобы… э… продать ее?

— Так скоро, как смогу. Условия обычные. Я получаю десять процентов от продажной цены, — жестко заявил Кинг.

— Конечно. Спасибо и еще раз благодарю за табак.

Теперь, когда все было сказано, майор Бэрри почувствовал, что с его души свалилась огромная тяжесть. Если все сойдет удачно, думал он, торопливо спускаясь с холма, мы получим шестьсот или семьсот долларов. При экономном расходовании хватит на еду в течение многих месяцев. Он ни разу не вспомнил о человеке, которому принадлежала зажигалка и который отдал ее ему на хранение, когда много месяцев назад попал в госпиталь, чтобы никогда не вернуться. Это в прошлом. Сегодня зажигалка принадлежит ему. Она была его. Он может ее продать.

Кинг знал, что Грей следил за ним все это время. Возбуждение от совершения сделки прямо против хижины военной полиции улучшило его самочувствие. Довольный собой, он зашагал вверх по небольшому склону, автоматически отвечая на приветствия людей — офицеров и солдат, англичан и австралийцев, которых он знал. Наиболее значительные лица удостаивались специального приветствия, другим он дружески кивал.

Кинг знал об их злобной зависти, но это совершенно не трогало его. Он привык к ней; она забавляла его и увеличивала его значимость. И он был доволен, когда люди называли его королем. Он был горд как мужчина, как американец. Только ловкостью и умом он создал свой мирок. Сейчас он обозревал этот мирок и был совершенно удовлетворен.