Недовольным был только Роланд — его не устраивало, что кто-то занял место лидера, потому что, как бы он ни отрицал, стремился стать главным. И у него бы вышло, потому что Роланд был смелый и отчаянный сверх меры, но появился Айс и с размаху, надменно улыбаясь, запрыгнул на невидимый трон.

Но чем бы в итоге наша история с Айсом не закончилась, я рада, что такой человек был в моей жизни — златоглавый, синеглазый мальчик.

Кстати, Айс единственный, кто так точно мог сказать, как встретил Генерала. Все остальные, как правило, могли вспомнить лишь огромную чёрную тень (кто-то утверждал, что это медведь; кто-то, что огромный человек, но никакого единства во мнениях), обрывки фраз, вспышку и вот они уже сидят возле костра, одетые в нашу форму. Одно было общим: перед встречей с Генералом мы все убегали.

На поверку вышло, что убегать нужно было в обратном направлении.

Убегаем мы и сейчас.

Наконец пейзаж перед глазами начинает приобретать иные очертания — впереди граница, проходящая между Лесом и Полем. Впереди, сто́ит только немного пройти, будет узкая тропинка, ведущая путника в Город. Здесь тоже всё выгоревшее, уничтоженное, высушенное огненной стихией и чужой болью. Уже никогда не запоют птицы, не пробегут белки по ветвям. Даже насекомые покинули свои дома. Пожарище — не место для новой жизни.

Но ведь я ещё жива! Слышишь, Генерал — ублюдок чёртов, я жива ещё! И если я стою на краю этого проклятого, сгоревшего дотла леса, вдыхая мерзкий прогорклый воздух, что впитал в себя крики погибших и стоны раненых, то, и другие ещё не сдались, не погибли. Роланд, Ингрид, Джонни…

И Айс, без сомнения, тоже жив. Мне, во всяком случае, хочется в это верить. Потому что несмотря ни на что не могу его ненавидеть. Да, пусть наша общая история закончилась отвратительно; пусть во многом по его вине так всё произошло, но он не заслуживает смерти.

Этот Лес похож на сущий кошмар, но у меня нет другого выхода: нужно идти дальше. Осторожно ступаю с одного выгоревшего участка земли на другой, стараясь как можно меньше оглядываться по сторонам. Ибо спокойно смотреть на то, во что превратился наш прекрасный лес, невозможно.

Как только перешагнула призрачную границу, ногу пронзает дикая боль — такое чувство, что, как минимум, бешеный волк вонзил клыки в мою лодыжку, норовя отхватить здоровенный кусок на ужин. Я заорала так, как не орала до этого ни разу в жизни. Слёзы брызнули из глаз, дыхание от болевого шока перехватило, и ничего не осталось, как свалиться на землю, подвывая с каждой минутой всё жалобнее.

Какого чёрта тут происходит? В какое дерьмо я наступила? И кто, скажите на милость, это дерьмо тут оставил? И что мне собственно делать, если я совершенно одна лежу на окраине леса без малейшей надежды на спасение?

Просто чтобы не сойти с ума от боли я снова кричу во всё горло, проклиная Генерала, свою жизнь, родителей, Айса. Досталось даже ни в чем не повинным животным и птицам. Но вскоре силы оставили меня, и я вырубилась — то ли потеряла сознание, то ли сдохла наконец.

Последним образом в моем угасающем сознании были синие глаза светловолосого мальчика.

Во мне, наверное, накопилось слишком много нечистот, от которых никогда уже не смогу отмыться. Чувство, что меня окунули по самую шею в выгребную яму и уже не выбраться, не покидает ни на минуту.

Сейчас ночь и я одна в каком-то прогнившем, чудом уцелевшем сарае. Не знаю, как этому убогому строению удалось выстоять, когда кругом искрилось и полыхало, и пламя слизывало всё на своём пути, словно ребёнок — тающее мороженое. Да это, в принципе, неважно — главное, хоть ненадолго, но у меня есть крыша над головой, под которой могу отсидеться, перевести дух и привести мысли в порядок.

После того, как мы выбрались из катакомб, всё, что увидели — догорающий Лес и сверкающие пятки Айса. Нет, он, конечно, побыл с нами немного. Дал, как обычно, ряд ценных, по его нескромному мнению, указаний и слинял, словно распоследняя крыса. А ведь именно этот засранец некогда заставил нас поверить россказням Генерала. Но как только запахло жареным сбежал, подонок чёртов. Удивлена ли я? Ни капельки. Джонни, правда, был шокирован, бедный мальчик — наверное, до последнего не верил, что этим всё закончится.

Мы разошлись в разные стороны, потому что так в тот момент казалось правильным. Поодиночке нас сложнее отловить, хотя, если кто-то спросит моего мнения, это полная ерунда — Генерал в любом случае до нас доберётся. Сейчас очухается, подсчитает убытки с потерями, пересчитает трупы по головам и поймёт, что кого-то явно не хватает.

Я не знаю, чем всё закончится, но иногда склоняюсь к мысли, что лучшим решением было бы остаться наверху и погибнуть вместе со всеми, а не бегать по этим чёртовым катакомбам, переживая самый большой ужас в своей жизни. Потому что с тем страхом, что способен был, наверное, вывернуть наизнанку, мало что может сравниться. Даже от одного воспоминания о катакомбах меня трясёт — до сих пор не могу понять, как выжить-то удалось.

Но в одном этот побег сквозь мрак и ужас оказался полезным: я окончательно для себя уяснила, что с самого начала нас обманывали с единственной целью — сделать разменной монетой в чужой игре. Нас кинули в самое пекло, не спросив ни нашего мнения, ни наших желаний. Потому что, если говорить совсем откровенно, хоть и соглашалась во всём слушаться и подчиняться, умирать не хотела.

Но сейчас уже слишком поздно — ничего изменить не получится, как ни старайся. А раз так, то мне ничего не остаётся, как попытаться выжить и добраться до этого проклятого Города, потому что именно там мы в итоге договорились встретиться.

Сейчас я вроде как под ненадежной, но крышей и можно постараться рассказать свою историю. Нашу историю. Хотя я совсем не знаю, что двигало остальными идиотами из нашего коллектива, когда они, наслушавшись безумных речей Генерала, согласились на всю эту авантюру. Я-то изначально понимала, что хорошим не кончится — слишком ласков и добр он с нами был, слишком радужные перспективы рисовал пред нашими очами, всё сильнее с каждым разом опутывая сетями лжи и лести. Он заставил нас поверить, что мы — избранные. Ну не смешно ли? Какие, к чёрту, избранные? Кучка голодных, обозлённых на весь мир, сирот не годятся на роли героев. Но даже несмотря на гнилое чувство, поселившееся в душе, на недоверие и все предчувствия, тоже повелась на уговоры. Наверное, мне просто хотелось быть хоть кому-то нужной.

Да, я слаба и ничтожна. Да, во мне нет внутренней силы, стержня во мне тоже нет. Но даже я — убогое бесполезное существо — имею право не погибать по чьей-то прихоти, правильно?

Кстати, больше всех Генералу доверял Айс. Этот придурочный всерьёз верил всем обещаниям. Мечтал стать чуть ли не наместником Бога на земле — поверил, малахольный, что в новом мире ему подарят личный трон. Ха, наивный.

Марта. Отчаянная и смелая, она втрескалась в Айса и готова была в лепёшку расшибиться, — лишь бы быть рядом. Надышаться на своего милого не могла — тьфу, сопли в сахаре. Как вспомню, так сразу тошнить начинает, словно я гнилой рыбы объелась. Он, кажется, тоже не прочь был в любовь вечную до гроба сыграть, но при каждом удобном случае любил повторять, что дело важнее. Вот построим новый мир, тогда и расслабиться можно. Ух, Марта кипела и бурлила вся от брюнетистой макушки до пяток. Не привыкла, пожалуй, в приюте своём, что её какой-то парнишка динамит, светлой идеей прикрываясь. Но что поделать? Айс мнил себя пупом земли — самым необходимым Генералу человеком, а тот и рад был подогревать в златоглавом тщеславие, чтобы, не дай Бог, не перегорел, не стал менее активно убеждать нас строить новый дивный мир.