— Ничего особенного: я решил, что это террористы. — Ему кажется, он выразился вполне ясно. — Но тут же подумал: нет, с какой стати совершать здесь террористический акт? Просто смешно, не тот уровень, и так далее, и так далее…

Подобные свидетели выстраивают реальность со скоростью припоминания. Таких не собьешь. Прежде чем направиться в галерею и посмотреть, что произошло, антиквар оглядывает магазин, чтобы убедиться, есть ли потери.

— Никаких, — говорит он с удовлетворением и постукивает ногтем мизинца по резцу.

Галерея гораздо больше в высоту, чем в ширину, это пятнадцатиметровый коридор с витринами магазинов по обеим сторонам. Взрывная волна в подобном пространстве приносит колоссальный ущерб. После взрыва вибрация увеличивается со скоростью звука, затем оборачивается против себя самой и обрушивается на все, что возникает у нее на пути, — это как эхо, раскаты которого слышатся один за другим.

Выстрел, потом тысячи стеклянных осколков, градом сыплющихся сверху, остановили Анну. Она прикрывает голову руками, желая защититься, прижимает подбородок к груди, теряет равновесие, падает, теперь на бок, ее тело катится по осколкам, но такую женщину не может остановить ни винтовочный выстрел, ни разбитые стекла. Непонятно, каким образом, но она снова встает на ноги.

Стрелок промахнулся в первый раз, усвоил урок и теперь выжидает. На пленке видно, как он перезаряжает винтовку, наклонят голову, — будь качество записи получше, можно было бы разглядеть, как его указательный палец ложится на спусковой крючок.

Неожиданно появляется чужая рука в черной перчатке — это второй налетчик, который толкает его как раз в тот момент, когда первый спускает крючок…

Витрина книжного магазина разлетается на тысячу осколков, большущие стекла, некоторые размером со столовую тарелку, острые как бритва, падают на пол и разбиваются.

— Я как раз была во внутреннем помещении…

Пятидесятилетняя женщина, торговка до кончиков ногтей, такие, как эта уверенная в себе квадратная коротышка, тратят целые состояния на основу для макияжа и дважды в неделю ходят к стилисту. К тому же еще браслеты, колье, цепочки, кольца и серьги (непонятно, почему налетчики не унесли ее с собой вместе с украденным). Голос у нее хриплый, неизменная сигарета и, может быть, немного алкоголя. У Камиля нет времени на выяснения: все произошло часа два назад, ему очень плохо, и он торопится. Он должен знать, сейчас же.

— Я бросилась… — говорит она, неопределенно указывая на галерею.

Женщина тянет время: все, чем она может привлечь к себе внимание, имеет для нее безумное значение. А она привыкла производить впечатление. Но не на Камиля.

— Побыстрее можете? — спрашивает он хрипло.

Не очень-то он любезен для полицейского, отмечает про себя владелица книжного магазина, наверное из-за роста, эти мне маленькие мужчины — так и норовят взять реванш, все-то их не устраивает. Что, значит, она видела? Почти сразу же после выстрела тело Анны влетело в стеллажи с книгами в галерее, как будто ее толкнула в спину чья-то гигантская рука, потом отлетело в витрину и рухнуло на пол. Картина происшедшего настолько отчетливо стоит перед глазами расфуфыренной кубышки, что она забыла о том, какое производит впечатление.

— Ее просто расплющило о стекло, но стоило ей только коснуться пола, как она тут же поднялась на ноги! — Кубышка потрясена, ее почти восхищает то, что она видела. — Она была вся в крови, дрожала, размахивала руками во все стороны, понимаете, вращалась на месте…

На записи видно, как налетчики на мгновение застывают. Тот, кто толкнул руку стрелявшего, бросает мешки на пол. Руки у него болтаются, он готов линять. Из-под маски видны только его узкие губы, кажется, из них вылетают ругательства.

Стрелявший же опускает винтовку. Руки сомкнулись на стволе, видно, что он не может понять, стрелять ему еще раз или нет, но реальность берет верх, и он отказывается. С сожалением оборачивается в сторону Анны. Наверняка видит, как она поднимается и, качаясь во все стороны, начинает двигаться к выходу из пассажа Монье, но время поджимает, сигнал тревоги загорается где-то у него в мозгу: все как-то затянулось.

Его сообщник подхватывает мешки, сует один в руки стрелку, и это решает все. Оба бегут и исчезают с экрана. Секунды не проходит, как тот, кто стрелял, разворачивается, снова появляется в правом углу экрана, подбирает Аннину сумку, которую она бросила в своем бегстве, и снова исчезает. Больше он уже не вернется. Известно, что налетчики скрылись в туалете и уже через несколько секунд оказались на улице Дамиани, где их ждал сообщник с машиной.

Анна же не понимает, где находится. Она падает, поднимается, непонятно, каким образом добирается до выхода из галереи, и оказывается на улице.

— Она была вся в крови, но продолжала идти… Как зомби!

Женщине лет двадцать, волосы черные, лицо медного цвета, уроженка Южной Америки. Она работает в парикмахерском салоне, он как раз на углу, а она вышла за кофе.

— У нас сломалась кофеварка, приходится идти в кафе, если клиент хочет кофе…

Это уже объясняет хозяйка салона Жанин Гено. Она крепко сидит на стуле напротив Верховена — ни дать ни взять бандерша, для этого у нее есть все основания, даже чувство ответственности. Она никогда не позволила бы кому-нибудь из своих девочек болтать с мужчинами на улице, если это пойдет ей в убыток. Какая разница, почему парикмахерша вышла на улицу — пошла в кафе, сломалась кофеварка… Камиль прерывает ее жестом. Но не тут-то было.

Потому что в тот момент, когда Анна оказывается на улице, парикмахерша несет на круглом подносе пять чашек кофе и очень торопится, ведь клиентки в нашем районе очень капризные, денег у них много, они требовательные, чувствуют себя в своем праве.

— Остывший кофе — просто драма, — объясняет бандерша с трагическим видом.

Итак, молодая парикмахерша.

Она удивлена и заинтригована двумя выстрелами на улице, выбегает на тротуар со своим подносом и лицом к лицу сталкивается с какой-то сумасшедшей, которая, вся в крови, шатаясь, выходит из дверей галереи. Парикмахерша в шоке. Женщины сталкиваются, поднос вылетает из рук, прощайте чашки, блюдца, стаканы с водой, весь кофе оказывается на голубом халатике парикмахерши — это униформа их салона. Выстрелы, кофе, потерянное время, ладно, но халатик стоит немалых денег… Тут хозяйка парикмахерской срывается на крик, она хочет, чтобы ущерб был оценен, конечно-конечно, успокаивает ее Камиль, она спрашивает, кто будет платить, в законе такое, по крайней мере, должно быть предусмотрено… Конечно-конечно, повторяет Верховен.

— И она даже не остановилась!.. — возмущается бандерша, как будто речь идет о столкновении с мотороллером.

Теперь она подает случившееся так, будто все произошло с ней самой. Она властно взяла дело в свои руки потому, что, прежде всего, речь идет о «ее девочке», и потому, что кофе, перевернутый на форменный халатик, дает ей такое право. Клиентура, это сказывается… Камиль берет женщину за руку, она опускает на него взгляд, она поражена — так смотрят на дерьмо на тротуаре.