– Никогда не упоминай про Playboy, пока не убедишься, что наклейку заметили. А когда увидишь, что рыбка клюнула, наноси удар. Дурни всякий раз покупаются. Говорю тебе, это магия. Чистая магия.

Может, и правда магия. Я пустил ее в ход против несчастного идиота в баре и теперь, напевая в «желтом такси» по дороге к городу, чувствовал себя слегка виноватым, что задурил голову бедолаге страшными фантазиями. А впрочем… поделом ему. Те, кто ходят по свету со словами: «Черт, да я из Техаса», заслужили все, что бы с ними ни случилось. И ведь он снова приехал выставлять себя задницей из прошлого века на пресыщенном атавистическом психодроме, из плюсов у которого только один: «традиция», на которой можно сделать хорошие деньги. Едва завел разговор, Джимбо поведал, что с 1954-го не пропустил ни одного дерби.

– Моя старушка больше ездить не хочет, – сказал он. – Только поджимает губы и отпускает меня отрываться. А уж отрываться я умею! Десятидолларовыми купюрами бросаюсь, словно они вышли из моды! Лошади, виски, женщины. Черт, в этом городе есть женщины, которые за деньги сделают… ну, что угодно.

Почему нет? В наши беспринципные времена иметь деньги неплохо. Даже Ричард Никсон их жаждет. Всего за несколько дней до дерби он сказал:

– Будь у меня деньги, я вложил бы их в рынок ценных бумаг.

А рынок тем временем продолжает упорно и уныло падать.

* * *

Следующий день был напряженным. До сдачи статьи в печать оставалось тридцать часов, а у меня ни аккредитации, ни (если верить спортивному редактору луисвилльской Courier Journal) надежды ее получить. Хуже того, мне нужны были две: одна для себя, другая для Ральфа Стедмана, английского иллюстратора, который должен был приехать из Лондона делать зарисовки дерби. О нем я знал лишь, что это его первый визит в США. И чем больше я над этим фактом размышлял, тем больший он внушал мне страх. Как он перенесет ужасный культурный шок, раз уж его вырвали из Лондона и швырнули в пьяную толпу на Кентуккийском дерби? Трудно предсказать. Оставалось надеяться, что он приедет хотя бы на день раньше, чтобы успеть акклиматизироваться. Может, несколько часов мирно посмотрим достопримечательности Страны мятлика под Лексингтоном. Я планировал забрать его из аэропорта на массивном «понтиаке боллбастер», арендованном у торговца подержанными машинами, называвшем себя Полковник Быстр, и увезти в какое-нибудь тихое местечко, которое напомнило бы ему об Англии.

Полковник Быстр решил проблему машины, а деньги (в четверо против нормальной цены) решили проблему двух комнат в трущобе на окраине города. Единственной закавыкой оставалась задача убедить воротил в Черчилл Дауне, что Scanlan’s настолько престижный спортивный журнал, что здравый смысл требует отдать нам два лучших билета для прессы. Сделать такое нелегко. Мой первый звонок в пресс-службу скачек обернулся полным провалом. Ответственного за связи с прессой шокировала сама мысль, что кто-то может быть настолько глуп, чтобы подавать на аккредитацию за два дня до дерби.

– Черт, вы что, серьезно? Крайний срок был два месяца назад. Ложа для прессы набита битком, мест больше нет. Да и что вообще такое Scanlan’s?

Я издал мучительный стон.

– Разве вам не звонили из лондонского офиса? Они отправили сюда художника самолетом писать картины. Стедмана. Думаю, он ирландец. Очень там знаменитый. Да. Я только что приехал с Западного побережья. В офисе Сан-Франциско мне сказали, нам все заказано.

Он как будто заинтересовался, даже посочувствовал, но сказал, мол, ничего не может поделать. Я польстил ему еще кое-какой ерундой, и наконец он предложил компромисс: он сделает нам два пропуска на территорию клуба, но сам клуб и особенно ложа для прессы вне обсуждения.

– Довольно странно звучит, – сказал я. – Это неприемлемо. Нам нужен доступ ко всему. Понимаете? Ко всему. Шоу, люди и обязательно скачки. Вы что, думаете, он летит из Лондона, чтобы смотреть ваш спектакль по телевизору? Мы так или иначе попадем внутрь. Возможно, придется подкупить охранника или полить кого-нибудь слезоточивым газом.

(Банку слезогонки я купил в аптеке в центре за пять долларов девяносто восемь центов, и посреди того разговора мне в голову пришла ужасная мысль, а вдруг и впрямь придется воспользоваться ею на скачках. Сперва опрыскать билетеров у узкой дверцы в святая святых клуба, потом проскользнуть внутрь и в самом начале забега выпустить огромную дозу по ложе губернатора. Или обработать беспомощных пьяных в комнате отдыха клуба – ради их же блага.)

К полудню пятницы у меня все еще не было аккредитации и я все еще не мог отыскать Стедмана. Откуда мне знать, может, он передумал и вернулся в Лондон? Наконец, махнув рукой на Стедмана и не дозвонившись типу, с которым разваривал в пресс-службе, я решил, что единственный мой шанс получить аккредитацию – это явиться на ипподром и встретиться с гадом лично, без предупреждения, и потребовать теперь уже не два, а один пропуск, – говорить надо будет сдавленно, будто я борюсь с лихорадочным бешенством. Выходя остановился у стойки мотеля, чтобы обналичить чек. А потом сделал последнюю тщетную попытку и спросил, не приехал ли мистер Стедман.

Тетке за стойкой было под пятьдесят, и вид у нее был довольно странный. Когда я спросил про Стедмана, она кивнула и, не посмотрев на меня и продолжая писать, сказала вполголоса:

– Еще как приехал. – Потом она побаловала меня улыбкой. – Да, действительно, мистер Стедман только что уехал на ипподром. Это ваш друг? Я покачал головой.

– Мне положено работать с ним, а я даже не знаю, как он выглядит. А теперь, черт побери, придется искать его в толпе у беговой дорожки.

– Вы его без труда найдете, – хмыкнула она. – Этот в любой толпе виден.

– А что с ним такое? Как он выглядит?

– Ну… – Она все еще усмехалась. – Ничего смешнее я уже давно не видела. У него… э… поросль по всему лицу. Если уж на то пошло, по всей голове. – Она кивнула. – Не беспокойтесь, как увидите, узнаете.

Господи Иисусе, подумал я. Плакала аккредитация. Мне привиделся жуткий урод, поросший свалявшимися космами и гирляндами бородавок, который заявляется в пресс-офис и требует пресс-пакет Scanlan’s. А… какого черта? Мы всегда можем закинуться кислотой и день провести, слоняясь по территории клуба с большими блокнотами для рисования, истерически хохоча над местными и накачиваясь джулепами, чтобы копы не приняли нас за фриков. Возможно, удастся даже подзаработать: поставим мольберт с большой табличкой «Иностранный художник нарисует ваш портрет, 10 долларов с носа. Позируйте СЕЙЧАС!»

* * *

На ипподром я поехал по скоростной магистрали, вел очень быстро, перескакивая в моем монстре между полосами с пивом в руке. В голове у меня была такая каша, что я едва не раздавил «фольксваген» с монашками, когда резко вывернул, чтобы не пропустить съезд направо. Оставался крошечный шанс, что мне удастся перехватить жуткого англичанишку до того, как он о себе заявит.

Но когда я добрался до ипподрома, Стедман был уже в ложе для прессы – волосатый молодой англичанин в твидовом пиджаке и солнечных очках ВВС. Ничего особо странного в нем не было. Никаких узоров на физиономии или кучек волосатых бородавок. Я пересказал ему слова портье, и вид у него стал озадаченный.