«Интеллектом? Это ты так намекаешь, что ты безработный? — уже вслед кричала Слава. — Или для тебя так сложно совладать даже с грызунами, что тебе приходится подключать весь свой интеллект?»

На это Клок уже не отвечал, он отошел на достаточное расстояние, для того что бы сделать вид, что не слышит.

«А ты мастер своего дела». — с ухмылкой заметил Шрам.

«Та еще свинья. — без особого желания продолжать разговор, ответил Клок, но потом сам же и продолжил. — Бегала за мной. Но я ей сразу сказал, что если мы и спали, то это ничего не значит».

«Ну, да, спят все, сходятся единицы». — поддержал Шрам, тоже явно не желающий развивать эту тему.

«Все-таки, правильно ли мы поняли завет Спасителя? — как бы переключился Шрам, что бы развеять глупую и искусственную серьезность на лице друга, который только, что проиграл романтическую дуэль продавщице редиса. — Ну, вот сам посуди, ладно в старую эру, не было достоверных источников, которые могли бы на века запечатлеть и передать все заветы Спасителя. Оттуда и столько неразберихи было, 2 века назад это было, 5 веков, 10 веков? Как он выглядел? С бородой или нет? Светлый или темный? Да и вообще старец с посохом или восьмирукая женщина? А некоторые вообще считали, что ОН дракон!» — Шрам даже немного поперхнулся, сдерживая смех.

«Дракон? — влился в разговор Клок. — Чет, знакомое, что за дракон?»

«Животное такое, больше человека ростом, выглядит как здоровая крыса с крыльями голубя — Шрам замахал руками и высунул язык, для более достоверного изображения дракона. — В одной из книг святого писания есть. В той, которую жрецы зачитывают перед жертвенным постом. Икона, нарисованная на всю страницу: Спаситель, между первым и вторым пришествием, облаченный в железную броню, с длинной пикой, как та, которой мы погоняем свиней, спасает деву, как раз, от дракона».

«Дракона?» — толи спросил, толи согласился Клок, на деле просто тянущий время, что бы вспомнить или нарисовать у себя в голове эту картину.

«Да, дракон! Здоровая зеленая крыса с голубиными крыльями. — подытожил Шрам — Но суть не в этом…»

«А в чем?» — с радостью выдохнул Клок, так как ему можно было больше не рисовать у себя в голове дракона.

«В том, — продолжил Шрам, — что если ошибки и сомнения человечества после первого пришествия еще можно было понять, так как не было достоверных источников информации. То сейчас то, мы с точностью знаем, когда, зачем и с какими заветами приходил Спаситель. Эта информация прозрачна на сто процентов, бери и выполняй. Строй будущее равных, счастливых, образованных и сытых людей, но мы вместо этого собираем золото. Он второй раз отдал за нас жизнь, что бы мы могли жить, а мы в благодарность свечи льем. Правильно ли это?»

«Ха, проценты, — захихикал Клок, — слово-то, какое, аж язык чешется. Чего оно значит?»

«Долго объяснять, — отрезал Шрам, — используем для подсчета свиней у себя на ферме».

«Ишь ты, — с показательной напыщенностью возразил Клок, — Свиней процентами считают. Элитному мясу — элитный счет. Мы вот своих крыс по старинке, римскими цифрами считаем, а не процентами… А итог один — и те и другие будут мясом, которое даже считать не станут, пережуют и переварят. А на выходе, так вообще одно, не разобрать где проценты, где цифры».

«Ты меня специально не слушаешь?» — Шрам начал потихоньку выходить из себя.

«Слушаю, — спокойно ответил Клок, — просто пока сформулировать не могу».

Нависла небольшая пауза…

«Ну, вот смотри. Ты можешь себе на ужин позволить хоть процентную свинину, — Клока, по видимому, не отпускало это новое слово, — хоть обычную «римскую» крысятину. Что ты выберешь?»

«Выберешь ты, естественно, свинину, — сам себе ответил Клоп, — потому, что ты можешь себе ее позволить. Потому что ты заработал на нее. Да и просто потому, что она вкуснее и полезнее. Но к чему такие изыски? Почему бы ни есть всем крысятину? Ее полно, хватит и людям и апатридам, легче производить, да и, в конце концов, крысу придушить гуманнее и проще, нежели свинью».

«Но, нет, — продолжал отвечать Клок на собой же поставленные вопросы, — свинина вкуснее и лучше. И сегодня вечером, за ужином ты будешь есть, именно, свинину. И в голову тебе никогда не придут мысли отказаться от нее в пользу крысы. Так же и со спасителем».

«В смысле?» — начал терять нить логики Шрам.

«В прямом, — одернул Клок, — для чего Спаситель приходил на землю и дважды жертвовал собой?»

«Для нашего спасения, — ответил Шрам, — для того, что бы мы могли жить в достатке, что бы могли нести его заветы и прославлять имя его».

«Именно! — обрадовался Клок, понимая, что разговор идет по его сценарию. — «Что бы жить в достатке» мы уже обсудили. Хочешь свиньи, хочешь крысы. Но ты выберешь всегда свинью при возможности. Так же и с почитанием. Мы бесконечно виноваты перед Спасителем, и молить о прощении нам еще вечность. Так зачем нам почитать его в вонючей норе апатридов, когда мы можем это делать в храмах с золотыми сводами и стенами из шлифованного камня? А незачем! Вот поэтому ты каждый день идешь именно в храм, а не в трущобы апатридов, хотя молиться можно везде, хоть на работе. Вон, партийцы, даже во сне, наверное, читают какую-нибудь новую книгу из святых писаний».

«А если мы, в знак своего уважения и покаяния, украсим храм горсткой золота, что бы подчеркнуть, как сильно мы приклоняемся перед Спасителем? — не унимался Клок. — Разве это плохо? Разве кто-нибудь от этого стал более несчастным? Наоборот!»

«Может быть копатель, который ради этой горстки полгода в пыли камни разгребал?» — предложил Шрам.

«И что? — удивился Клок. — Я на ферме вообще крыс выращиваю, которых потом апатридам отдают. Получается моя работа еще более бесполезная? Копатель то потом сам же в этот храм и придет, на который собирал. А я вот за крысами не пойду. Да и вообще, в храм мы каждый день ходим, а от раскопок выходные есть».

«Может ты и прав, — сдался Шрам, — я уже сам запутался, но что-то мне не дают покоя эти мысли».

«Что за сомнения и вопросы? — удивился Клок. — Ты как будто прослушал всё, что тебе в Путилище четырнадцать лет говорили. Согласен, я тоже не ВСЕ ПРОЦЕНТЫ информации усвоил, но всё же суть мне ясна. И сомнения ко мне не закрадываются».

Клок, как бы причмокивал, почесывая язык, после очередного и уместного употребления его