Этот полуразрушенный дом на одной из окраинных улиц городка отыскался далеко не сразу. До того как наткнуться на почти роскошное убежище, Чебрикову несколько ночей пришлось провести, ежеминутно рискуя нарваться на местных блюстителей закона, в каких-то подъездах, практически неосвещенных, холодных, со стенами, изрисованными странного содержания граффити и псевдоматематическими формулами типа «ХУ...», к тому же весьма дурно пахнущих, если не сказать больше... — Более того, пару раз он вообще ночевал в лесу, забравшись на дерево! Какая-то дикая смесь Майн Рида и Луи Буссенара пополам с Фенимором Купером! Однако если здесь такие подъезды, то кто может гарантировать, что по лесу, подступающему чуть ли не к самому городу, не шастают стаи голодных волков, жаждущих крови несчастного путника?..

Ротмистр Чебриков, несмотря на глухую тоску, уже привычную, улыбнулся, представив себе стаю голодных облезлых волков, приплясывающих в нетерпении под деревом, на котором держится из последних сил замерзающий путешественник. Подобную картинку — гравюру Постава Доре к старинному изданию «Приключений барона Мюнхгаузена» — он разглядывал лет этак в пять или шесть, сидя на коленях дедушки Алексея Львовича...

Улыбайся не улыбайся, тоскуй не тоскуй, а положение, в котором граф нежданно-негаданно очутился, оптимистических чувств не вызывало. Более того, было оно до безобразия запутанным и фантастически неправдоподобным. То есть, конечно, наоборот, было оно кошмарно правдоподобным, но совершенно фантастическим...

Только представьте себе на мгновение: сыщик, преследуя по пятам отпетого бандита, попадает через таинственный подземный ход (прямо какие-то «Парижские тайны» Эжена Сю получаются!) в совершенно иной, незнакомый мир... Фантастика скажете? А что же еще? Конечно, фантастика! Однако проза жизни в этом сказочном происшествии заключается в том, что неосторожный сыщик и преступника не поймал, и сам вернуться к себе домой оказался не в состоянии... Вот тебе и фантастика: Герберт Уэллс, Жюль Берн и Конан Доил — все в одном переплете!

Делать все равно было нечего, и граф Чебриков снова и снова прокручивал в голове события двух с небольшим минувших недель...

* * *

— Да ерунда все это, Петр Андреевич, — ныл как всегда вахмистр Елисеев, один из местных блюстителей, то ли проводник, то ли конвоир, предупредительно приставленный к заезжему офицеру начальником уездного жандармского управления ротмистром Шуваловым, явным однофамильцем, но отнюдь не родственником знаменитого елизаветинского вельможи. Сумасшедшая затея нежданно-негаданно свалившегося как снег на голову графа переться куда-то в ночь и нешуточный мороз ему не нравилась совершенно. — Никуда они, мазурики, до утра не денутся, уверяю я вас, ваше благородие... Утречком повяжем их тепленькими и представим пред ваши светлы очи, ваше сиятельство, как есть представим...

— Молчи уж, — досадливо, в сотый уже, наверное, раз отмахивался ротмистр, не отрывая глаз от портативного прибора ночного видения, через который наблюдал за высокими воротами, наглухо запертыми часа два назад за Георгием Кавардовским, бандитом международного класса, некогда дворянином не из самой захудалой фамилии Империи, блестящим офицером гвардии, а ныне лишенным всех прав и состояния беглым каторжником и кандидатом на пеньковый галстук.

Кавардовского безуспешно разыскивали по всей Европе лучшие сыщики Корпуса, не говоря уже о полициях и специальных службах тех стран, куда этот головорез в очередной раз убегал.

И надо же было такому случиться, что вместо Парижа, Стокгольма или какой-нибудь Женевы король преступного мира всплыл именно здесь — в уральской глуши, вдали от всех границ, до которых отсюда, как говаривал классик, год скачи, не доскачешь!..

Когда Чебриков месяц назад получил идентификационную карту отпечатков пальцев, снятых в одном из давно известных наркоманских притонов, на месте двойного убийства почему-то принятого умниками из губернского управления за ритуальное, то впервые в жизни почувствовал, как пропускает удар сердце: бездушный автомат, моргнув своими глазками-лампочками, выплюнул прилежно отпечатанную копию первой страницы дела, заведенного на неуловимого эстета-убийцу...

Последующие дни ушли на тщательное стягивание вокруг Кавардовского необходимой паутины: определения его связей, точного местонахождения... С начальством делиться своим открытием до поры ротмистр не стал, ограничившись стандартной отпиской о безымянном подозреваемом, не числящемся в картотеке управления. Зачем толстомясым чинушам вертеть в кителях новые дырки под ордена, ведь карта так и плывет в руки, суля недюжинный выигрыш: награда, без сомнения — повышение, возможно — давно желанный перевод в Санкт-Петербург или на худой конец в Москву...

* * *

Петр Андреевич вздохнул и поворошил ржавым металлическим прутком, согнутым на манер кочерги, уголья в своем импровизированном камине, поднимая каждым движением рой мельчайших искр. Вот тебе и перевод в столицу! Сиди тут и наслаждайся повышением, свежеиспеченный господин Бродяга, Ваше Помоечное Сиятельство...

Где-то за окном, вместо стекла, в котором красовалась картонка с портретом какого-то пожилого представительного человека с густыми бровями, массой орденских планок на пиджаке и несколькими золотыми звездочками под самым левым плечом, давал традиционный концерт, то завывая на низкой басовой ноте, то срываясь на истошный визг, бродячий кот, страдающий от отсутствия столь необходимой ему сейчас подруги. Богатство промежуточных тонов было так велико, что в своем кошачьем мире данный индивидуум, явно высокоталантливый, наверняка слыл кем-то вроде Шаляпина.

Чебриков на мгновение так красочно представил себе массу разномастных пушистых слушателей, рассевшихся вокруг певца на ветвях деревьев и заборах, а по завершении наиболее заливистых рулад одобрительно аплодирующих мягкими лапками и швыряющих на сцену свежепойманных мышей и рыбьи головы, что, несмотря на общетоскливое настроение, улыбнулся. Слишком живое воображение часто играло с ним злые шутки, как и в этот раз...

* * *

Чебриков в самом конце февраля прибыл в город, мотивировав необходимость командировки в уездный Хоревск активизацией деятельности малоизвестной религиозной секты «Сыны Ашура», о «проказах» которой затягивании в свои ряды малолетних неофитов, царящем внутри секты разврате, страшно сказать — содомии, непонятных доходах, а главное — наркотиках, наркотиках и еще раз наркотиках — давно поступали сигналы не только агентов, но и рядовых обывателей, возмущенных бездействием властей.

Прикрываясь интересом к сектантам, граф вплотную занялся разработкой окружения Князя, как в местной уголовной среде величали Кавардовского, видимо, из-за внешнего лоска и не вполне забытых на каторге великосветских манер. К своему изумлению, ротмистр очень быстро установил связи бандита не только с местной бандой, возглавляемой неким уголовником Колуном, который своей изрядной комплекцией действительно смахивал на дровосека, — бывшим взломщиком, отбывшим на заокеанской каторге и поселении двадцать пять лет, но и (что это, как не профессиональная интуиция, господа?) с той же вышеназванной сектой.