полновата, и, зацепившись за это, тот юноша публично, прямо в толпе школьников, высыпавших на улицу после окончания занятий, грубо разорвал их отношения. Он обвинил её в лени, нежелании следить за собой. Это было для неё публичным унижением, хотя, конечно, я тогда уже знала, что дело было не в Надиной наружности.

– Хм, дай предположу. Вероятно, тот парень поступил так, чтобы не потерять лицо. Значит, она собиралась бросить его первой, но не успела?

– Именно. Так и было. Знаешь, – она налила воды в чайник, включила его и вытащила из кухонного шкафчика упаковку рассыпного зелёного чая. – Такая странная эта штука любовь. Вот был тот мальчик, его, кстати, зовут Андрей, на первый взгляд просто замечательный. Всегда вежливый, обходительный, спортивного телосложения, умный. Но как только Надя сблизилась с ним, этот образ, идеал начал таять на глазах. Из доброжелательного на людях человека он становился деспотом наедине, который ищет твою слабость, цепляется за неё и начинает свой танец шантажа, не сводя свою улыбку от одного края лица до другого. Ну, например, Надя тогда увлеклась литературой и знала почти всех русских классиков, она была отличницей по этому предмету, а Андрей выше четвёрки никогда не получал, и то она была натянутая. И вот на этой почве он просто измывался над Надей: всякий раз, когда она могла блеснуть своими знаниями, он обрывал её на полуслове и низводил её особенность, её сильную сторону до бесполезности, даже враждебности. А она ничего не могла ему противопоставить. Не могла она быть грубой. То же самое, кстати, было и в любой компании товарищей. Язвительная, корыстная улыбка была его фасадом. Я не знаю, возможно, Андрей не мог терпеть людей умнее себя, которые этого не скрывали в его присутствии.

Она заварила нам по чашечке чая, хотя обычно так поздно чаепития мы не проводим. Это явно не скажется в лучшую сторону на ночном сне, но ладно, что уж там. Важный разговор не терпит отлагательств, а так как-то сподручнее. Стоит дать человеку отголосок прежнего островка спокойствия, как он тут же меняет своё поведение и образ мысли. Ох уж эти условные рефлексы. Сидишь себе где бы то ни было и наслаждаешься хорошим чаем. Это ведь действительно всегда успокаивает.

– Она мертва, – её слова разрезали воздух.

– Кто? – я совершенно ничего не понял.

– Надя, – через какое-то время произнесла она. На небольшой кухоньке квартиры, что на третьем этаже дома, находящегося на окраине города, она сидела под светом электрических ламп, когда всё движение вокруг всё больше и больше затихало, а её фигура, согнутая над чашкой свежезаваренного чая, казалось, начинала довлеть над сущностью обитателей города.

– В смысле мертва? Как это? Мы пару дней назад с ней пересекались.

– Не в этом смысле. Она умерла для меня… Как образ… Как родственная душа, которая жила со мной бок о бок все эти годы. Пора признать, что в действительности она не та, что у меня в голове. Надя в реальном мире и образ Нади, созданный мной, не имеют ничего общего, – мы оба принялись за содержимое наших кружек, чтобы собраться с мыслями.

Она снова начала первой:

– Мне только интересно, как так получилось. Я никогда не могла подумать, чтобы она стала такой и терпела настолько унизительное отношение к себе.

– Люди меняются, – ну куда банальнее?

– Думаешь?

– Или что? Мы не замечаем очевидного ради той картинки, что жаждем видеть больше всего? Но ведь тогда, с Андреем, она такого не потерпела?

– Не потерпела, – повторила она. – Однако она только собиралась его бросить, но бросил он. Я тебе не сказала, что начала она всерьёз над этим задумываться уже через месяц, а через два это стало понятно Андрею. Вот и думай теперь, а не была бы она в раздумьях ещё несколько лет.

В её глазах виднелся ужас, вырывающийся не просто из подсознания, но из той его части, что была всегда на виду, скрывая чудовище прямо под сердцем за тонюсенькой ширмочкой, тени которой очень естественно имитировали поведение объекта, страстно нами желаемого.

Я накрыл её ладонь своей. Наши взгляды проникали друг в друга. Мы сжали наши ладони в сердечном объятии. Мой пульс участился. Химия чувств разливалась во мне. Я поведал ей свою мысль в том же ключе, что и абзацем выше.

Она отняла руку и продолжила.

– Это неимоверно здорово! Скорее всего, ты тоже совсем иной, нежели образ, прячущийся за зыбкой ширмой моего подсознания. Откуда мне знать, что ты в точности такой, каким я тебя вижу? Может, это опять очередной обман? Шутка подсознания, которое старается выдать желаемое за действительное?

А действительно, каким мой образ был в её шутливом подсознании, каким она меня рисовала у себя в голове? Я был выше или ниже, казался ли я ей умнее, чем я сам себя оценивал, или наоборот? Чёрт возьми, у меня ведь на самом деле такое количество вариаций, сколько людей меня знает. В мозге каждого из них есть запечатлённое представление обо мне, мой уголок. Я отнимаю у людей место в их нейронных сетях. Интересно, моё состояние там следует охарактеризовать как жизнь или просто как предметное нахождение, например, как находится определённая книга в библиотеке?

– Что на это сказать? И вправду, возможно, реальный я сильно расходится с образом в твоей голове. Однако и ты в таком случае разнишься с образом в моей голове. Нас можно поздравить, мы только что узнали о том, что мы друг друга на самом деле почти можем и не знать! Что за жизнь, полная чудес!

Забыли мы за этими разговорами беды её подруги. Забыли, можно сказать, и о самой подруге. Приняли существующую реальность как смогли и начали укладываться спать. Она помыла посуду, я в это время почистил зубы и зашёл в томящийся ночной зал. Щёлкнул крайним выключателем, и загорелась тусклая подсветка, как раз достаточная для того, чтобы можно было пройти и не напороться мизинцем на угол какой-либо мебели. Я сел в кресло, которое стояло у стены противоположной входу. Слева от меня находился диван, новый, но в классическом стиле. Справа во всю стену – стеллаж для книг, в котором почти все полки были заполнены книгами на разный лад: от детективный историй о Шерлоке Холмсе до «Критики чистого разума» Канта, книг Стивена Хокинга и Митио Каку.

А у стены напротив меня, справа от двери и слева от комода для всяких мелочей типа статуэток и фотографий,