— Да, если сможете сделать чисто. Мы на холме прямо за замком.

Убирает аппарат.

— Любители, — она ухмыляется и качает головой. — В сторожке никого нет. — Смотрит на человека, стоящего рядом. — Психопат — за деревьями у дороги, вон там, — сообщает она. — Говорит, машину грузят только двое. Ничего тяжелого не видно. Он готов открыть огонь, потом один грузовик и джип прорываются к фасаду. Прикрой их. — Поворачивается ко мне. — Это не солдаты, — говорит она с видимым отвращением, — это просто мародеры. — Качает головой, затем убирает бинокль и берется за винтовку, поднимает ее и прицеливается. — Умеретьбы, — обращается она к солдату с реактивным гранатометом. — Оставь это. Пока я не скажу, ладно?

Парень явно разочарован.

Позади замка раздается стрельба — оттуда, где аллея выходит из-под деревьев и взбирается на пологий склон к центральной лужайке. Какую-то секунду смотреть не на что, затем вновь появляется вседорожник — мчится от фасада обратно к конюшням. Машину заносит на гравии, задняя дверь болтается, еще открытая. Белая звезда трещины на лобовом стекле, и кто-то пытается выбить его изнутри. Винтовка лейтенанта внезапно рявкает, напугав меня; тяжелый пулемет, принесенный из джипа, открывает огонь, и я зажимаю уши. Вседорожник трясется, от него отлетают куски; он резко выворачивает. Похоже, переднее колесо погнуто — вседорожник почти опрокидывается в ров (какое-то мгновение пули взбивают высокие тонкие всплески в воде); машина поворачивает в другую сторону, сбрасывает скорость; на некоторое время выравнивается и врезается в угол конюшни.

— Стоп! — кричит лейтенант; огонь смолкает. Пар вертикально вьется над разбитым капотом.

Дверца водителя открывается, оттуда кто-то вываливается, ползет на четвереньках, затем падает.

Слышен звук другого мотора, снова стрельба перед фасадом, и тут появляется грузовик лейтенанта — он с ревом мчится по аллее прямо к замку. Огонь прекращается; грузовик скрывается из виду. Мы слышим, как он газует, потом совсем останавливается.

Дождь перестал. Несколько секунд тишины, и единственное движение — пряди пара над вседорожником. Затем крики и выстрелы. Лейтенант вынимает рацию.

— Мистер Ре? — произносит она. В ответ слышен треск. — А, Дубль, — что такое? — Слушает. — Хорошо. Мы подбили вседорожник; вышел из строя. Сейчас входим с холма сзади. Три минуты. — Убирает рацию. — Психопат поймал одного на мосту, — сообщает она. — В замке еще двое или трое, но грузовик вовремя прорвался к воротам; идем внутрь. — Забрасывает винтовку на плечо. — Узковатый, — обращается она к толстому солдату, с которым я делил заднее сиденье джипа. — Останешься здесь; пристрели любого, кто станет убегать, если это не один из нас— Толстый медленно кивает.

Пригнувшись, мы полубежим меж кустов и деревьев к садам. Из замка доносятся одиночные выстрелы. Сначала мы подходим к человеку, выпавшему из дымящегося и шипящего вседорожника. На пассажирском сиденье лежит мертвый мужчина: вся форма в крови, полчелюсти снесено. Водитель на земле еще стонет; под ним на гравий сочится кровь. Высокий неуклюжий парень с прыщавым лицом. Наша лейтенант садится на корточки, хлопает его по щеке, пытается добиться чего-то осмысленного, но тот в ответ лишь скулит. Наконец она подымается, раздраженно качает головой.

Стоя над раненым, смотрит на солдата с пулеметом — того, по имени Карма. Сняв каску, он вытирает лоб; он рыжий.

— Твоя очередь, — тихо говорит она. — Пошли, — обращаясь ко мне, а Карма водружает каску обратно, чем-то в пулемете щелкает и направляет дуло раненому в голову. Лейтенант широко шагает прочь, сапоги хрустят по гравию.

Я поспешно отворачиваюсь и следую за ней и за солдатом с гранатометом, между лопатками странное напряжение, словно тоже готовлюсь к coup de grace *. И все равно подпрыгиваю от одинокого звучного выстрела.

* Последний удар, прекращающий страдания (фр.) . — Здесь и далее прим. переводчика.

Мы, ты и я, стоим во внутреннем дворе у колодца. Оглядываемся. Мародеры почти ничего не испортили. Лейтенант допрашивала старика Артура — тот предпочел остаться в замке и не ехать с нами — и выяснила, что эти люди приехали всего часом раньше; едва они начали грабеж, явилась наша храбрая избавительница. Теперь наш дом принадлежит ей.

Ее люди повсюду носятся, точно дети с новой игрушкой. Поставили часовых на стены, еще одного — в сторожку; осмотрели ворота замка и опускную решетку — новую, чугунную; скорее украшение, чем зашита, но они все равно довольны, — а теперь обследуют подвалы, кладовые и комнаты; слуги наши — удивленные, смущенные — получили указание солдатам не препятствовать, чего бы те ни захотели; все двери отперты. Солдаты — впрочем, большинство теперь кажутся мальчишками — выбирают себе комнаты; судя по всему, они останутся не только на выходные.

Два джипа припаркованы во дворе, грузовики — снаружи по ту сторону рва, возле каменного мостика; экипаж вернулся в конюшню, лошади — в загон. Деревенские, разбившие лагерь на лужайке и с приближением мародеров бежавшие, осторожно возвращаются в палатки.

Лейтенант появляется в дверях главной башни и вальяжно шагает к нам; на ней новый китель — алый камзол, перетянутый сияющими золотыми шнурами и украшенный орденскими лентами. В руке — бутылка нашего лучшего шампанского, уже открытая.

— Ну вот, — говорит она, оглядывая стены двора. — Вреда немного. — Она улыбается тебе. — Как вам мой новый костюмчик? — Кружится перед нами; алый камзол разлетается.

Она застегивает пару пуговиц.

— Вашего деда или вроде того? — спрашивает она.

— Какого-то родственника; не помню, кого именно, — невозмутимо отвечаю я, а старик Артур — бесспорно, самый почтенный из наших слуг — появляется в дверном проеме с подносом и медленно продвигается к нам.

Лейтенант снисходительно улыбается старику и жестом дает понять, что поднос следует поставить на капот джипа. На подносе три бокала.

— Спасибо… Артур, правильно? — говорит она. Старикан — пухлый, краснолицый, в очках, на голове редкая желтоватая поросль, — похоже, сбит с толку; он кивает лейтенанту, затем кланяется и что-то бормочет нам, мнется и удаляется.

— Шампанское, — смеется лейтенант, уже наливая; кольцо, которое она у тебя забрала, у нее на левом мизинце; оно звякает о зеленую бутылочную толщу и тонкие ножки фужеров.

Мы берем бокалы.

— За приятный привал, — говорит она, чокаясь с нами. Мы отпиваем, она заглатывает.

— И все же как долго вы намерены оставаться с нами? — спрашиваю я.

— Некоторое время, — отвечает она, — Слишком долго в пути, живем в полях и сараях. Ночуем в не-догоревших развалинах и отсыревших палатках. Надо бы сделать перерыв, навоевались; периодически достает, — Она болтает шампанское в фужере, смотрит на него, — Я понимаю, почему вы уехали, но мы такое место можем защитить.

— Мы не могли, — соглашаюсь я, — Поэтому предпочли уехать. Сейчас вы нам позволите?