Однако с календарем, часами и геометрией все осталось по-прежнему: перестраивать себе дороже. Окружность мы делим на 360 градусов, часовой циферблат – на 60 минут. Так пошло с первых солнечных часов (тень от стержня падает на дугу, и по мере смещения Солнца, точнее по мере вращения Земли, она ползет по дуге, отсчитывая нанесенные на ней деления. Деления, понятно, наносились древними мудрецами исходя из привычной системы счета).

Столь же условно и понятие часовых поясов. Время само по себе течет ровно, но где-то на карте нужно провести договорную границу, при переходе через которую происходит скачок – в одном часовом поясе новый год уже наступил, а в соседнем еще и вечера, праздник начнется через час. Для удобства границы поясов подтягивают к межгосударственным или внутренним административным границам, поэтому они выглядят весьма замысловато. Перелетая на самолете из пояса в пояс или из страны в страну, путешественники первым делом переводят часы на местное время. Впрочем, можно и не переводить и жить по своему прежнему времени, особенно если надо часто связываться с теми, кто остался дома. Но тогда, если вы перелетели из Москвы, допустим, в Австралию, у вас на часах будет разгар рабочего дня, когда аборигены уже давно спят.

На Южном (впрочем, как и на Северном) полюсе условность исчисления времени особенно очевидна. С одной стороны, оно тянется точно так же, как в других точках планеты. Через пять часов после завтрака захочется пообедать, а еще через пять часов – поужинать. Потом уже и спать пора. С другой стороны, полюс – эта та точка, в которой суточный оборот Земли не отражается в положении Солнца на небе: сама ось, вокруг которой крутится планета, при вращении не смещается. Установленные здесь солнечные часы будут круглые сутки показывать одно и то же время.

Поэтому обитатели полярных станций условились отсчитывать часы в сутках так, как им удобнее. Некоторые станции живут по национальному времени. На американской антарктической станции Амундсен – Скотт, расположенной строго на полюсе, действует условное время Новой Зеландии, потому что оттуда на станцию летают авиарейсы. Это удобно для общения с Большой землей, но создает проблемы с соседями: когда у полярников с американского континента рабочий день, полярники из Азии давно спят, хотя между станциями может быть всего несколько километров.

Впрочем, в последние годы абсолютное большинство антарктических станций живет в режиме Гринвичского нулевого меридиана: когда в Лондоне время вечернего чая («файф-о-клок»), на часах полярников тоже 5 часов вечера.

Следует признать, что зыбучие пески чаще встречаются на страницах английских приключенческих и детективных романов XIX века (и, соответственно, в головах их читателей), чем в действительности. В них авторы трагически топят второстепенных героев (главные герои, конечно, выживают, иначе придется обрывать роман). Преступники прячут в песках тела жертв, а также (в сундучках на цепочке) драгоценности.

Коварство этого природного явления объясняется довольно просто: эти пески выглядят совершенно обыкновенно, а на самом деле в них каждая песчинка окружена микроскопической водяной пленкой и взаимодействует с соседями не так плотно, как в обычном мокром песке. Как это получается? Там, где подпорные грунтовые воды выходят на поверхность земли, они иногда не формируют одного локального источника или родника, а тихо высачиваются на значительной площади. Под небольшим давлением воды снизу песчинки пребывают как бы в плавающем состоянии. До механического вмешательства пески находятся в квазиравновесном состоянии, но любая дополнительная нагрузка это равновесие нарушает и песок на удивление легко проваливается, поглощая упавший на поверхность предмет.

Собственно, похожим образом устроены и низинные болота, сложенные полужидкими торфяниками в зонах выхода грунтовых вод и тоже обладающие неприятным свойством засасывать несчастную жертву. Торфяники распространены значительно шире и потому не столь романтичны.

Поняв суть явления, несложно понять, как с ним бороться. Прежде всего – не паниковать! Зыбучий песок – это всего лишь очень тяжелая и густая жидкость. Двигаться в ней невозможно, но и утонуть тоже – ее плотность значительно выше плотности человеческого тела. А вот выбиться из сил, переохладиться от ледяных грунтовых вод и задохнуться от давления на грудную клетку – это за милую душу.

Самое правильное решение – не рваться впустую, а лечь плашмя в эту мерзкую смесь воды с грунтом, пошире раскинуть руки и, очень медленно вытащив провалившиеся ноги, плыть (или ползти, что в данном случае почти одно и то же) к берегу.

Зыбучие пески опаснее для животных, чем для людей (если, конечно, человек не теряет голову и не начинает вести себя как животное). Человек может плоско «плыть» по грязи, а корова, лось или олень – нет. Если зверя засосало под брюхо, делать ногами плавательные движения он уже точно не сможет – грунт не вода, держит невероятно плотно. Так они и гибнут, бедняги.

Что же касается трупов, якобы погруженных в зыбучие пески, то такое возможно лишь при наличии двухпудовой гири (без нее мертвое тело будет плавать на поверхности) и толщине влагонасыщенного грунта не менее чем в 2 метра. В противном случае гиря нащупает равновесие при встрече с относительно более плотными слоями внизу и покойник станет над поверхностью торчком, издалека приветствуя местного констебля или Шерлока Холмса с доктором Ватсоном.

Географически Бермудский треугольник – это кусок Атлантического океана к северу от Кубы, ограниченный выдуманными границами, напоминающими равносторонний треугольник между Пуэрто-Рико, Флоридой и Бермудскими островами.

С таким же успехом к трем углам можно было бы пририсовать четвертый (скажем, город Вашингтон) и назвать новую фигуру Саргассовой трапецией – потому что в нее входит загадочное Саргассово море.

Саргассово море, пересекающееся с Бермудским треугольником, служит местом действия страшных сказок не менее двух столетий. Оно и правда странное: воды крупных океанических течений сливаются вокруг него в хоровод, а в центре преобладают штиль и тишина. Этот обширный аквариум без берегов с тихой, теплой и очень прозрачной водой облюбовали гигантские колонии водорослей, которые толстыми подушками украшают морскую поверхность. Для парусников это весьма опасно: углубившись в такую цветущую лужайку при редком попутном ветре, там легко увязнуть на несколько недель в тщетной надежде, что ветер вернется. При ограниченных запасах воды экипажи парусников, попавшие в водорослевый плен, имели серьезные шансы остаться там навсегда. Едва заметное круговое движение поверхностных вод потихоньку доставляло все, что держится на плаву, к центру (в наше время это приводит к возникновению плавучих островов из пластикового мусора, собранного течениями со всей Атлантики). Поэтому не исключено, что страшные легенды о плавучих кладбищах кораблей не лишены основания. Стоило паруснику по пути к Центральной Америке отклониться на 200-300 миль к северу от попутного пассатного течения, и тихий зеленый ад открывал ему свои объятия.