– Я тоже в первый класс здесь ходила. У меня папа рядом в совхозе работал. Бухгалтером. С мужем тоже здесь познакомилась. На танцах. Здесь дом его родителей. Можно сказать: жизнь привела обратно.

– Так бывает! – нейтрально поддержал Калугин.

– Чаще, чем хотелось бы! – согласилась Бородина.

Они подошли к воротам, перед которыми стояла иномарка. Павел обошел ее и заглянул в салон:

– Вы машину не глушили?

– Дизель. Лучше пусть работает. Ему полезно, – сообщила Елизавета.

Калугин прислушался к звукам, слабо доносящимся из салона:

– Шаде! Музыка юности… У меня тоже в бардачке лежит ее диск.

– Это радио, – поспешила разочаровать его женщина.

Калугин подошел к воротам и принялся разглядывать забранный в кожух двигатель. После нескольких тщетных попыток сдвинуть ворота вручную ему пришлось признать, что это невозможно:

– Не откроем. Намертво. Либо ломать, но тут молот кузнечный нужен.

Бородина еще раз бесполезно потыкала своим электронным ключом:

– Где же эта Лилия Ивановна?

– Может быть, сходить к ней на участок еще раз? Вдруг она просто, когда вы к ней заходили, спала или ванну принимала? – предположил Павел.

– Вряд ли Лилия Ивановна средь бела дня ванну принимала. Да и ванны у нее нет. У нее душ в бане. Точно ушла. Замок висит, – усомнилась Елизавета.

– Как поступите? – вопросительно взглянул на нее спутник.

Она развела руками:

– Выбора нет. Буду ждать в машине.

– Хотите, с вами подожду? – по-джентльменски предложил Калугин.

– Что вы! – заскромничала она. – Не надо. Все хорошо, я сама дальше…

– Как изволите! Если что… смело обращайтесь, – смирился незадачливый кавалер.

Елизавета села в машину, а Павел зашагал обратно к дому отца. Изумлению его не было предела, когда по дороге он встретился с Лилией Ивановной, мирно курящей на лавочке у водонапорной колонки.

– Лилия Ивановна, там у женщины брелок разрядился и ворота не открывает, а ей ехать надо, – обратился к сторожихе Калугин.

– Это не брелок. Штормовое предупреждение разве не слышали? Дерево повалило где-то за «Альтаиром». Вот вам и авария на линии. Все теперь выключены: и «Альтаир», и «Шамбала», и мы. Пока света не будет, к нам не попасть и от нас не уйти, – устало проинформировала гостя старушка.

– Что же ей делать?

– Через забор пусть лезет и пешком на электричку идет, – резонно посоветовала Лилия Ивановна.

– Долго света не будет? – растерянно спросил Павел.

– В прошлый раз шесть часов ремонтировали, – с горечью сообщила она.

– И часто такой ужас у вас?! – возмутился Калугин.

– У нас внучок, у нас! – напомнила сторожиха.

– У нас, – спешно оговорился тот, соглашаясь с ее логикой.

Лилия Ивановна глубоко затянулась сигаретой, выдохнула два клуба табачного дыма и довольно сакраментально изрекла:

– У нас такая вот ситуация всегда! И будет до тех пор, пока Заведиморе не сместят. Что практически невозможно.

– Куда сместят? – не понял Павел.

– Из председателей правления коопсоюза, – сообщила Лилия Ивановна и ловким щелчком отправила дымящийся окурок в мокрые заросли борщевика. – Проклятый борщевик вырос везде, где только мог. Говорят, что это военные разработали плантации зонтичных для быстрого откорма скотины. Но от борщевика у коров молоко было горькое. Теперь организацию штрафуют, если на подведомственных ей территориях много борщевика. Кто будет эту пакость выдирать в конце осени?! И от нее ж ожоги остаются!

Лилия Ивановна поднялась со скамейки. Помяла поясницу кулачком и молча двинулась вглубь поселка.

– Понятно! Пойду Бородиной всё передам, – смирился с реальностью Калугин, вернулся и постучал в окно ее автомобиля.

– Да?! – опуская стекло, отозвалась Елизавета.

Калугин набрал в грудь прохладного осеннего воздуха и выложил всю информацию одним блоком, чтобы не растягивать рассказ надолго, как это обычно любят делать женщины:

– По пути встретил Лилию Ивановну. Она сказала, что с брелоком все в порядке. Это дерево упало на линию электропередачи, и, скорее всего, света до глубокой ночи не будет. Застряли мы здесь.

Бородина огорченно хлопнула ладонями по рулю:

– Да елки-палки! Это на электричку идти, а у меня десять полных папок!

– С вашего разрешения? – Павел понял, что ему пора откланиваться.

– Конечно, конечно! Мне сейчас придется машину у себя на участке оставить – и своим ходом, – покидая автомобиль, озвучила вслух свой план Елизавета.

– Неужели через забор лезть будете с папками? – не поверил Калугин.

– Буду, но не здесь, а с той стороны, где лес. Ближе до электрички. Почти по прямой, – ответила женщина.

– А подождать до завтра не можете? Смеркается уже, – предпринял попытку ее отговорить Павел.

– Могу, но не буду. Спасибо за заботу! – улыбнулась дама.

– Счастлив быть полезным! К слову, на вашей радиостанции все время Шаде передают, – улыбнулся Калугин.

– Не знаю, почему соврала вам. Это диск, – наконец призналась Елизавета.

Павел махнул ей на прощание и вернулся в дом, где нашел сухую одежду, переоделся и сел было пить чай, но его начало обуревать необъяснимое беспокойство. Он накинул поверх старого отцовского свитера телогрейку, надел резиновые сапоги и пошел к Бородиной. Ее он застал закрывающей замок на калитке. У калитки стоял увесистый рюкзак.

– Я вам все-таки помогу. Возражения не принимаются. Скоро стемнеет, лес, электричка. Слишком рискованно, – сказал Павел, поднимая с земли рюкзак.

– Поставьте вашим родителям золотой памятник за свое воспитание, но я привыкла полагаться только на себя, – благодарно отказалась Елизавета.

– Придется сделать исключение. В любом случае я буду идти рядом. С рюкзаком или без, – не сдавался Калугин.

– Ладно. Раз уж вы такой героический. Что все-таки несколько подозрительно, – усмехнувшись, махнула рукой Елизавета.

– Ничего подозрительного: чистой воды эгоизм. – И, дождавшись произведенного эффекта, Павел добавил: – Просто мнительность – как бы чего не вышло. Не хочу себе карму портить.

Они прошли тропой, известной лишь Елизавете, между двумя соседними участками, миновали ржавую водонапорную башню и уперлись в забор.

– Я первая перелезу, а вы мне рюкзак бросите, – перебираясь через решетку забора, распорядилась Лиза.