Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Немного виски, но из холодильника.
Сергей закрыл бар и открыл маленький холодильник. Достал початую бутылку того самого шотландского виски. Хранил он его долго и употреблял крайне редко.
— Следите? — спросил он.
— Ни к чему. Помнишь рассказ про возвращение Алекса? Ты же не так давно его написал. У него кают-компания на корабле списана с твоей гостиной, почти один в один. И в холодильнике внизу, при минимальной температуре, Алекс держал бутылку шотландского виски. Я просто угадал, вот она.
Николай подвинул стаканы, и Сергей налил. Ему начинала нравиться простота этого мужика с большой властью и большими деньгами, даже если он и играл… хотя нет, так играть невозможно, да плевать. Он нравился Сергею, после минуты общения с такими людьми приходит чувство, что ты встретил старого друга. А Сергей давно не встречал новых-старых друзей, пусть будет хоть такой.
После второй порции виски разговор пошел быстрее и легче. Говорили обо всем: о литературе, о спиртных напитках, о старом кино. Для своего возраста Николай хорошо разбирался в прошлом кинематографа.
— Сейчас поедем ко мне и устроим просмотр фильмов двадцать первого века, — решительно заявил он и хлопнул ладонью по столу. — У меня шикарная коллекция в оригинале.
— Ты зачем приехал? — спокойным голосом остудил его пыл Сергей. — Дело какое?
Николай помрачнел, подошел к пакету и достал книгу.
— Твоя. — Кинул на стол. Не спросил, просто констатировал факт.
— Ну ты же видишь, зачем спрашиваешь?
— Знаешь, когда я ее первый раз прочитал, то в душе осадочек остался. Думал, что надо к тебе заехать и поспорить, но не решился.
— С чего это ты такой нерешительный?
— Постеснялся, — ответил Николай и, увидев недоверчивый взгляд Сергея, продолжил: — Да, постеснялся, ты же великий писатель, я твоими книжками в юности зачитывался. Когда отец меня привез на тебя посмотреть, я потом целую ночь плакал, так мне тебя жаль было. И жалко, и радостно, что ты все еще здесь, и я тебя увидел. А вот прийти не решался.
— Так что книга?
— Осадочек, говорю, остался. Как же, ведь люди — это венец эволюции, а тут ты пишешь, что мы нужны природе, планете совершенно для других целей. Ну прочитал и отложил, почти забыл, и вдруг является ко мне молодой Я. Нет-нет, я с ума не сошел: именно я, только молодой, во сне, и все объясняет, раскладывает по полочкам и в пример ставит твою книгу.
Сергей встал, открыл бар, позвенел бутылками.
— Да сядь ты, не мельтеши, у нас же еще есть, а я сейчас закончу. Так вот, поначалу я подумал, что перетрудился. А он продемонстрировал, что не шутит. На следующий день показатель углекислого газа в воздухе возрос почти до критической отметки, но через день упал на предыдущий уровень. Демонстрация весьма убедительная. А я не хочу быть убийцей, даже в том случае, если об этом никто и не узнает. Ведь у меня дети и внуки. Я хочу, чтобы все жили. В общем, я испугался, ну и сделал кое-какие изменения.
— Какие изменения? В чем?
— Для автора таких книг ты очень немногословен в быту. Мы очищаем площадки для лесов и полей, убираем платформы с поверхности океана, или того что от них осталось. Все нужные цифры у меня дома. Там определенный процент площади под леса, определенный под поля и реки, процент живых существ, плюс надо открыть нормальные кладбища, чтобы предавать людей земле — для тех, кто захочет, конечно, — остановить переработку листвы и там по мелочи еще некоторые вопросы по отходам.
— И ты это сделаешь?
— Сделаем, — поправил его Николай, — вместе сделаем. Твоя книга, которую ты сегодня начал писать, сработает как триггер, как спусковой крючок для людей. Твое мастерство выведет людей на улицу и приведет к моим зданиям с требованиями перемен, ну а перемены я уже начал. Они пока незаметны, и придется пройти длинный путь согласований и договорится с несогласными, и вот тут сыграет свою роль моя власть и мое влияние. Думаю, что настоящему Президенту придется со мной согласиться.
— А ты уверен, что все получится?
— А ты посмотри.
Николай встал, подошел к своему свертку и аккуратно развернул то ли штору, то ли скатерть. Сергей онемел — на полу стоял цветочный горшок с алоэ, самым настоящим зеленым алоэ. Он подошел, встал перед ним на колени и понюхал: пахло сырой землей и настоящей зеленью, ее ни с чем не перепутаешь.
— А ты знаешь, почему алоэ? — спросил Николай, и сам же ответил: — Потому что это растение вырабатывает кислород даже ночью. Так что да, я уверен.
— С ума сойти. — Сергей так и остался на коленях.
Николай подошел и сел рядом.
— Ну что, ты мне поможешь? Спасем планету вдвоем, как в твоих книгах. Так хочется, чтобы как в твоих книгах.
— Он тебе озвучил мое желание?
— Говори.
— Сто двадцать первый, его надо подписать.
— И?..
— И… я допишу этот роман, и он будет хороший, но он будет последним, написанным в роли Экспоната, а потом ты меня отпустишь.
— Совсем?
— Совсем. Никакого продления у доктора, я хочу прожить оставшиеся годы сам, со своими воспоминаниями. Где-нибудь в тишине. Я заслужил.
— Я такого ждал и боялся. Хотя и из этого можно извлечь выгоду: твое загадочное исчезновение подогреет интерес к твоему наследию.
— Именно. Хорошее название: "Наследие". По рукам?
— Ладно, по рукам. Но с тобой все ясно, отпущу, а вот со сто двадцать первым придется повозиться. Диалог начнем и придем к решению, но мгновенного результата я тебе не гарантирую.
— Главное начать, а там пойдет. — Сергею нравилось, что Николай говорит правду, ведь мог просто пообещать.
— Так поехали.
— Куда? — не понял Сергей.
— Как — куда? Мы же собрались ко мне, кино смотреть. Правда, давай еще выпьем, виски отличный.
— Тебе сколько лет? — не выдержал и все же спросил Сергей.
— Шестьдесят три настоящих года. Не бойся, еще лет шестьдесят у меня точно есть.
— Успеешь?
— Успею. А не успею, так продлю. — Николай улыбнулся. — Уж это-то я могу себе позволить.
Они, как выпившие подростки, спускались по лестнице, стараясь не шуметь. Некоторые Экспонаты еще работали. Возле двери Ивана Сергей остановился и подошел ближе, прислушиваясь.
Изнутри доносилась неразборчивая речь поэта. Сегодня у него "квартирник".
— Хочешь и его забрать? — дыхнул Николай на Сергея алкогольными парами. — Давай, я сегодня добрый.
— Нет, он здесь счастлив, он только жить начал. Там, в прошлом, какая у него жизнь была? Не было у него жизни.
Эпилог
Осень оголила деревья, они еще не подросли, и слой палой листвы