Я осторожно подошла и прочитала: «Астон… Мартинс…». А ведь Мейнсы недавно купили шуструю хонду…

Я осмотрелась по сторонам. Не было неоновых вывесок, лишь двухэтажные домики, что прилипли друг к другу. Зеленые изгороди, чуть поодаль – уличные часы на невысоком столбе и… телефонная будка. Рядом с нею – наш дом за невысоким заборчиком, которого сейчас нет. Плющ, что ныне оплетал кирпичную кладку до чердака, тут еще только дотянулся до окон первого этажа. Да и в целом дом был другим. Другая крыша, дверь, крыльцо. Другие шторы в окнах. А за ними – другие обитатели. Я подошла поближе, жадно вглядываясь. Через незадёрнутые гардины гостиной были видны двое. Мужчина сидел спиной ко мне, а женщина – боком. Белый воротничок, приколотый камеей, завитые иссиня-черные локоны, уложенные в замысловатую прическу, тень от длинных ресниц на щеке… Классическая красавица минувшего столетия.

Да и все, буквально все вокруг говорило о том, что там, где я очутилась, время застряло где-то на середине прошлого века.

Я тихо отворила калитку, скользнула во дворик. Хотя дворик – слишком громко сказано. Так, полоска зелени шириной в метр. Подобралась к стене и привстала на цыпочки. Мой нос оказался как раз вровень с подоконником. Вблизи женщина показалась мне еще красивее. Впрочем, не женщина, девушка, совсем молоденькая. Стройная хрупкая фигура, сверху обтянутая темно-серым бархатным платьем, от талии спадавшим пышными складками. Тонкие черты лица, бледная нежная кожа. Полукружья густых длинных ресниц, изящные скулы, пухлые губы, четко очерченные темно-красной помадой… Было в ее облике что-то смутно знакомое, узнаваемое… Но что? Где я ее могла видеть? Наверное, она просто похожа на артистку тех лет… В этот самый миг девушка повернулась к окну, ее глаза – странные глаза, светло-серые, цвета серебра, с темным ободком по краю – не мигая уставились прямо на меня.

И я ее узнала.

Сейчас ее лицо не было землистым с трещинами. Но я была готова поклясться чем угодно: она – то самое умертвие, что всадило кинжал в одурманенную рыжую.

Горло сковало спазмом, вместо крика вырвалось слабое шипение. Я отшатнулась, ноги поехали по мокрой траве, и я, взмахнув руками, плашмя упала на спину…

И проснулась. Сегодняшний сон не был кошмаром. Ни окровавленных тел, ни ходячих мертвецов. Просто пара сидела в уютной гостиной и пила чай. Но отчего тогда было так страшно? А еще больно.

Хотя спина ужасно ныла наверняка из-за того, что я уснула за ноутом.

Тот, кстати, уже погас. Самовыпилился из рабочего состояния. Я встала, потянулась, распрямляясь. Глянула на часы, что мигали кислотно-неоновой подсветкой. Шесть утра. И не усну ведь уже. Да и не очень-то хотелось…

Руки сами потянулись к блокноту – записать увиденное. Только тогда, когда поставила последнюю точку, поняла, что схватилась за блокнот, как моя мама – за рецепт с лекарствами. Зато стало легче: страх куда-то ушел.

Может, у меня действительно просто кошмары? Просто сны и адаптация? И нет ничего. Лишь надуманные страхи. Пожары, пентаграммы…

Я помотала головой и решительно пошла в ванную. Сегодня выходной. Хотя бы не надо тащиться в школу. Врубила душ на полную, сняла с себя футболку и кинула ее в корзину грязного белья. Потянулась к шортам…

И тут заметила, что на трикотаже, свисающем из корзины, темнеет пятно.

Внутри что-то оборвалось. Дрожащей рукой потянулась к белой еще вчера вечером футболке, расправила… На ткани змеились грязно-зеленые разводы с вкраплениями земли, и даже прилипла травинка. Я в ужасе отшвырнула футболку. Та пролетела мимо корзины и распласталась по полу, насмешливо скалясь грязным пятном.

Вода лилась, молотя по ванной, но мне было все равно. Меня трясло от страха. Неужели я все же схожу с ума? Или весь мир вокруг меня?

Не в силах больше видеть жуткое пятно, я нагнулась, скомкала футболку, затолкала ее на самое дно корзины и резко выпрямилась, задев плечом полочку. От боли, прострелившей руку, потемнело в глазах. Что-то задребезжало, посыпалось сверху и со звоном разбилось о раковину, брызнув осколками по сторонам. Я зажмурилась, втянув голову в плечи. Ванную комнату вмиг затопило удушливым ароматом, чем-то напоминавшим сладковатый душок из снов. Черт! Мамины духи. Открывать глаза не хотелось. Вообще! А хотелось стать маленькой и очутиться снова дома. Подальше от Англии, от кошмаров, которые лезут в реальность. От ощущения, что схожу с ума. От липкого страха…

От ядреного запаха кружилась голова. Я качнулась и ухватилась за раковину. В руку тут же врезалось что-то острое. Кожу ожгло, и это отрезвило. Нет, страх не ушел. Он лишь затаился, втянул свои щупальца, заклокотал внутри. Я судорожно выдохнула и открыла глаза. Из ладони торчал осколок пузырька. Крови не было. Наверное, от страха.

Глянула на себя в зеркало. Волосы растрепались, под глазами синяки от недосыпа, худые плечи, острые скулы, большой рот. Кожа, и без того бледная, казалась и вовсе прозрачной. И в кого я такая уродина? Ну почему, почему совсем не похожа на красавицу маму?

Сглотнула слезы и решительно открыла оба крана. В раковину враз ударили две струи: с холодной и теплой водой. Они шипели, пенились и уносили с собой мамины духи. Жутко дорогие духи. Жаль, что вода не могла смыть еще и запах. Удушливый, приторно-сладкий, скрипящий на зубах и проникающий прямо в мозг.

Я вынула из пореза осколок и тщательно промыла ранку. А потом щедро полила перекисью водорода. Та лопалась красной пеной, постепенно бледнея. Для верности залепила рану пластырем.

Веником замела осколки с пола, да и вообще прибралась. Странно, но простые, обыденные действия помогали отгородиться от страха. И я хваталась за них как утопающий за соломинку. Не знаю, до чего бы я дошла. Опомнилась, когда поняла, что перевешиваю полотенца на горизонтальной вешалке, добиваясь с маниакальным упорством, чтобы висели ровно, в одну линию: ни сантиметром ниже, ни сантиметром выше. С ума сойти…

Потрясенно оглядев дело своих рук, я сорвалась и как была – в лифчике и расстегнутых шортах – побежала к себе в комнату. Заперев дверь, подлетела к окну и резко распахнула шторы. Рассвет. Нежные розовые лучи целовали просыпающуюся улицу. Фонари уже погасли. По сухому асфальту шуршали осенние листья. Напротив дома Мейнсов стояла серебристая хонда. Хонда. Не тот старинный автомобиль (как там его… не помню) из моего сна. И это уже хорошо. Или нет?

Я, кажется, уже запуталась, где закончился мой сон и началась реальность. А вдруг я все еще сплю? Вдруг повернусь и увижу ту черноволосую девушку? Только в каком обличии? Человека? Умертвия?

Я схватилась за голову, застонав сквозь зубы. Хотелось заорать во весь голос. Что-нибудь разбить. Поджечь. Сломать.

И тут снизу раздался голос мамы:

– Кэт, просыпайся! Вставай, засоня!

И следом донесся сдавленный крик. Судя по всему, мама зашла в ванную. И унюхала запах духов. Ну, его трудно не унюхать, ага. Я вздохнула, предчувствуя головомойку, и пошла отпирать дверь.