Когда энка смолкла, она лежала совершенно неподвижно, с закрытыми глазами. В уголках глаз блестело.

Сондерс вышел из беседки первым. Над прудом висел полицейский бот: искины засекли несанкционированное исполнение чистой энки до официального релиза. У ворот клиники опустился черный киб, оттуда вылезали люди в форме. Но это было уже неважно.

* * *

Их высадили посреди тихого, залитого солнцем дубового парка. Если бы они не видели место прибытия с высоты, то удивились бы еще больше. Но сверху можно было разглядеть, что зеленый остров окружен по периметру высокой стеной. А в океане вокруг, насколько хватает глаз, никакой другой суши не видно.

На земле полицейские сняли с музыкантов «липучки», без слов забрались обратно в киб и улетели.

Оставшиеся огляделись. Вокруг ни души, лишь ветер играет в траве. Пара тропинок сходится в центре поляны и снова убегает в заросли. Вдали, за стволами могучих дубов, виднеются желтые крыши коттеджей.

– Похоже, твой полковник сдержал слово, – заметил один из приятелей Брэма. – Это не тюрьма, и даже для психушки выглядит симпатично. Да и мера наказания, которую нам присудили… Три года информационной депривации, лишение персональных искинов – смешно! Знали бы они, что нам эти искины меньше всего нужны.

– Психушки тоже разные бывают, – проворчал второй. – Тут небось камера на каждом дереве…

Он не договорил: из зарослей показался человек в зеленом халате. Сутулый мужчина шел быстро, слегка подпрыгивая, чтобы преодолеть высокую траву. Еще не дойдя до музыкантов, он широко развел руки и улыбнулся.

Брэм улыбнулся тоже – человек в зеленом выглядел очень комично. Его смуглое лицо было настолько круглым и гладким, что густые брови и крупный нос смотрелись как нечто постороннее, прилепленное позже в большой спешке.

– Добро пожаловать в наш центр реабилитации! – воскликнул он, продолжая держать руки так, будто хотел обнять всю поляну вместе с окружающими дубами. – Нас зовут доктор Шринивас, сейчас мы покажем вам все наши достопримечательности! Но прежде, ох, простите за навязчивость, не терпится спросить: на чем вы играете?

– Здесь можно играть?! – воскликнули все трое хором.

– Конечно! Это раньше фонофилию лечили электрошоком. Но пришло время гуманных методов терапии. Важно понимать, что патологическое стремление к публичному извлечению звуков может иметь разную природу. Далеко не у всех людей это врожденный дефект психики.

Доктор-индиец вытащил из кармана пригоршню колец, надел их на пальцы и сделал несколько пассов в воздухе. Кольца пропели бодрую мелодию.

– Я такого не припомню. Чье это? – Брэм покосился на своих компаньонов. Они тоже выглядели озадаченными.

– Вот видите! – Доктор спрятал кольца обратно в карман. – Возможно, ваш случай фонофилии – это лишь неосознанный социальный протест. Желание противопоставить себя корпорациям, захватившим музыкальный рынок. Навредить им, исполняя чужие, всем знакомые произведения без разрешения. Эти деструктивные мотивы мы постараемся превратить в конструктивные! Скажите, вы когда-нибудь сами сочиняли музыку? Ведь в исполнении такой музыки нет никакого вреда правообладателям, поскольку правообладатели – вы сами! А значит, никакой полиции, никаких арестов.

– Ну, я пробовал… – Брэм почесал затылок. – Но это же ерунда, кто будет мои глупости слушать?

– Мы будем! – Улыбчивый индиец снова обнял воздух перед собой. – Мы и другие наши пациенты. Но это уже второй ваш вопрос. А первый был: можно ли здесь играть. Можно и нужно! Но желательно не чужое, а свое. Это и будет залогом вашей реабилитации. Пойдемте же, мы покажем ваше новое жилище.

* * *

Из всех живых встреч с заказчиками Вэри больше всего ненавидела благодарственные. От остальных легко отшиться, ссылаясь на удобства обмена данными через Ткань или на требования безопасности, которые полагаются ей по статусу. Но эти вот живые благодарности после завершения дела…

Неоархаика «настоящих подарков» стала одним из самых тяжелых бзиков у менеджеров высшего покроя. Вэри прекрасно знала, что ритуал культивируют как форму психоразгрузки – люди, проводящие множество сделок в абстрактном мире Ткани, страшно радуются обмену вещицами, которые можно потрогать руками. И чтобы расстаться со счастливым клиентом на дружеской волне, нужно подыгрывать в этой дурацкой игре. Даже без живого общения офис Вэри в дни праздников ломился от ненужных подарков. А на встречи она обычно посылала вместо себя младших швей из числа тех, у кого хорошие косметические нанозиты, чтобы изобразить ее лицо. Но всё равно оставались тонкие выкройки, когда дублершей не отделаешься.

Соображения безопасности при этом никуда не девались: благодарственные встречи приходилось обставлять не менее тщательно, чем сами операции по выполнению заказа. Вот и новый вице-президент по нейромаркетингу Sony Music, кажется, решил следовать принципу «Прячь лист в листопаде». Из-за этого Вэри уже двадцать минут торчала в грязном кафетерии посреди одного из торговых центров Старого Токио и мужественно боролась со своей толпофобией.

Бороться с местными тыквенными оладьями она перестала сразу – хватило одного, чтобы три других остались нетронутыми. Их явно делали из водорослей, а то и вовсе из грибов. Пришлось довольствоваться чаем. Хотя и он вряд ли настоящий.

Толпофобия между тем усиливалась. За столиком справа расположилась группа клерков-японцев. Неотличимые друг от друга, в одинаковых белых сорочках и черных костюмах, они механически поедали одинаковую еду из одинаковых коробочек и без умолку говорили – но не друг с другом, а со своими искинами-пиджаками. Да и язык не вполне человеческий: набор каких-то междометий, хмыканий и хрюканий. Такие же черно-белые клерки составляли основную часть толпы в пищевой зоне торгового центра, превратив ее в мерно гудящий улей.

Впрочем, реальное нашествие насекомых грозило с другой стороны. Столик слева оккупировали трое «ультразеленых». Они громко смеялись, махали руками и всячески подчеркивали свою естественность. Бритую голову одного украшал декоративный лишай, с длинных волос другого летела во все стороны художественная перхоть всех цветов радуги. А третий, сидевший к Вэри ближе всех, был одет в такую странную растительную одежду, что вполне можно было ожидать оттуда каких-нибудь лечебных вшей. Спасибо хоть, не чихают – Вэри знала, что самые ярые «ультразеленые» практикуют галлюциногенный грипп и любят делиться этой радостью с окружающими.

Но сейчас ее больше всего раздражал столик напротив, где расселись две мамаши с детьми. Один ребенок был еще слишком мал, чтобы шалить. Зато второй… Этот негодник лет четырех бегает вокруг с мямлей – своим первым искином в виде развивающей игрушки. Комок умного пластика мигает разноцветными огнями и исполняет мелодии, в которых легко угадываются рекламные энки продуктовых брендов. Ребенок всячески мнет игрушку, выдавливая пальцами светящиеся места, после чего мямля снова меняет форму и принимается исполнять другую энку, вспыхивая новым набором брендированных цветов. И этот ужас всё носится и носится вокруг!