Дрейгон мрачно усмехнулся.

– Даже не знаю, радоваться или нет. То, что я перестал нравиться демону Огня, явно стоит как минимум отметить.

– Зря ты так думаешь, – немного обиженно проговорила статуя. – Я никогда не желала тебе зла.

– Ну само собой…

Хьельгвирана бросила еще один обиженный взгляд на колдуна и вдруг, склонив голову набок, спросила:

– Тебе почти удалось сбросить оковы нашего с тобой последнего кровавого договора, не так ли?

На этот раз Дрейгон улыбнулся. Затем поднял руку, перебирая пальцами в воздухе. Сперва казалось, что он просто дурачится или что-то вроде того, но спустя пару мгновений в его ладони появились две багряные цепочки, идущие к самому его сердцу. Одна цепь была чуть потолще, другая же, казалось, истаивала на глазах.

– Вот договор с тобой, – подергал он пальцем ту, что была тоньше, – а вот – с Мартеллой.

Последняя, более серьезная связь блеснула серебром и внезапно материализовалась полностью. Тогда стало видно, как она тяжело провисает вниз, будто настоящая, и уходит концом за черту балкона. Туда, где как раз располагалось окно спальни Мартеллы Довилье.

Его гостьи.

Его головной боли.

Ведьмы, что привязала его к себе.

Дрейгон мельком взглянул на полукруглое окно, в котором за чуть прикрытыми шторами горел мягкий желтый свет, и тут же отвернулся.

– Эта цепочка ненадолго удержит меня, – проговорил он, – несмотря на то, что она толще твоей.

Горгулья кивнула.

– Разорвать кровавый договор не так просто, – прохрустела она, – но я не сомневалась, что у тебя получится. Выходит, скоро ты станешь человеком и снова вернешь свое имя.

– Несомненно, – кивнул колдун, снова перебирая пальцами цепочки, после чего те послушно исчезли. – Я пятнадцать лет искал способ разорвать договор с тобой и стать человеком, не отдавая тебе Искру Огня. И нашел.

Хьельгвирана несколько мгновений смотрела на него теплыми желтыми глазами, а затем сказала:

– Ты никогда не думал, что в тот день, когда твой брат чуть не убил тебя, я не просто так попросила в качестве платы за кровавый договор именно Искру Огня?

Дрейгон пожал плечами.

– Ты же демон Огня. Мне казалось это логичным.

– Ты разочаровываешь меня, Антрацитовый принц, – раздался ответ, напоминающий скрежет камня о камень. – Думаешь, я когда-нибудь нуждалась в силе пламени?

В этот момент Хьельгвирана вдруг выпрямилась и резко повернулась к нему. Ее твердая сухая кожа заблестела так, словно была живой, настоящей, и более того, сейчас она лоснилась как шелк. Тело перестало выглядеть неловким и неподвижным, живым лишь наполовину. А затем за ее спиной расправились огромные крылья.

Дрейгон едва успел сделать шаг назад, бросив перед собой легкую воздушную стену. Только это и защитило его от мощной вспышки огня, в которую превратился опаснейший из демонов подземного дракона Рока.

– Искры Огня мне без надобности!!! – прорычала она, и на этот раз ее сверкающие, как солнце, глаза уже не выглядели спокойными и теплыми. – У меня их в достатке!!!

Дрейгон стиснул зубы, но продолжал стоять неподвижно, хотя жар от пылающего костра, даже несмотря на защиту, все равно больно жег кожу.

Горгулья потухла так же внезапно, как и зажглась. Ее взгляд снова стал спокойным, а тело уже не казалось гибким и живым, костенея на глазах.

– Я хотела, чтобы ты отдал мне Искру, которую я тебе подарила, – проговорила она вновь негромко, похрустывая каменной пылью. – И тогда ты убил бы двух зайцев одновременно: снова стал человеком, выполнив наш с тобой кровавый договор, и лишился бы огня, который сжигает твое тело при любой попытке влюбиться. Ты снова стал бы прежним. Ну, если не считать тьму Лашкарахеста. И все ж таки удавка на твоей шее уже была бы многократно тоньше, чем сейчас.

Горгулья вздохнула, хотя было не совсем понятно, зачем ей это вообще нужно.

– Но ты принял решение сломать наш договор, а не выполнить его, – закончила она разочарованно. – И мне очень жаль…

– Естественно! – хмыкнул Дрейгон, прищурившись. – Ты лучше, чем кто-либо другой, знаешь, что, отдав тебе Искру, я перестану быть магом. Снова человек. Снова годы бесплодных попыток добыть Искру любым путем! Только прежде я мог позволить себе эти годы. А теперь каждый потерянный день грозит мне смертью от рук брата, который, как пить дать, обнаружит мое появление. Ну и старость, само собой, никуда не денется. А мне сложновато будет продлять себе жизнь, не будучи волшебником! Умирать как-то не хочется.

– Ты снова пытаешься обмануть самого себя, Антрацитовый принц, – прохрустела горгулья, отворачиваясь и почему-то глядя в окно рядом.

В окно, горящее мягким янтарным светом сквозь приоткрытые шторы…

– Но время расставит все по местам, – добавила она странно. – Помни, что я не лишала тебя возможности любить.

Дрейгон мрачно улыбнулся и сложил руки на груди, глядя на Хьельгвирану.

– Какая разница? Даже если ты не лишила меня этой части души, ее забрал Лашкарахест.

Горгулья медленно моргнула, хрустя веками.

– Лашкарахест высасывает то, до чего может добраться, – проговорила она негромко, – а затем отравляет тебя своим ядом, способным проникнуть в самую душу.

Услышав эти слова, Дрейгон невольно вздрогнул. Он лишь на миг прикрыл веки, но тут вспомнил события пятнадцатилетней давности так, словно они произошли вчера.

Нестерпимая, чудовищная боль в сердце. Огонь, сжигающий внутренности, привкус пепла во рту. И огромный паук, вонзающий свои жвалы в его тело и выпускающий свой яд прямо в его кровь…

– В тебе его отрава, и пока она там, внутри твоих костей, мышц, мозга и даже мыслей, ты мало чем отличаешься от Трясинных пауков, – говорила горгулья. – Но Огонь отравить нельзя.

– Что это значит? – нахмурился Дрейгон, а затем в его глазах вдруг блеснуло осознание. Он приподнял бровь, вопросительно глядя на собеседницу, и вдруг откинул голову назад и громко расхохотался. – Ты хочешь сказать, что раз моя способность любить превращена в Искру Огня, то эту способность Лашкарахест не смог отравить?

Хьельгвирана молчала, продолжая глядеть на черного колдуна, который последние пятнадцать лет смеялся невероятно редко.

– Это чушь, – вдруг резко успокоившись, бросил Дрейгон, наклонившись опасно близко к демону Рока. – Потому что, каким бы мерзким существом ни был отец Трясинных пауков, он все же забрал мою любовь к Кларетте. Любовь, из-за которой я едва не сгорел заживо. Если бы не он, то благодаря твоему подарку, – принц коснулся сердца, в котором давно было пусто, – меня уже не было бы в живых. Иначе почему, по-твоему, я ничего не чувствую к Кларетте?

Это должен был быть шах и мат. Но неожиданно горгулья снова покачала головой.