Имена Асмодея и Керфеля мне знакомы, и едва поняв, где их слышала, я поняла также, какой запах учуяла. Когда это пришло мне в голову, я осознала, что он не может быть ничем иным. Неожиданно страх Стефана перестал удивлять и озадачивать. Демоны хоть кого испугают.

«Демон» — название обобщенное, как и «малый народ». Оно относится к существам, не способным проявить себя в нашем мире физически. Такие существа овладевают своими жертвами и кормятся ими, пока не «съедят» без остатка. Но этого вампира звали не Асмодей и не Керфель: знание имени демона дает власть над ним. Никогда раньше я не слышала о демонах, завладевших вампирами. И пытались осознать эту идею.

— Ты и не Керфель, — сказал Стефан. — Кто-то сходный с ним позволяет тебе пользоваться частью его силы, когда ты его достаточно позабавишь. — Он взглянул на дверь ванной. — Чем ты его забавлял, колдун?

Колдун.

Я считала это байками. Я хочу сказать; кому хватит глупости впустить в себя демона? А демон? Он и без того имеет доступ к извращенной душе (ведь предлагать себя демону — это и значит обладать извращенной душой, верно?), так зачем вообще ему заключать сделку? Я не верила в колдунов и уж тем более не верила в вампиров-колдунов.

Вероятно, тому, кого вырастили вервольфы, следует быть более непредубежденным, но где-то нужно остановиться.

— Ты мне не нравишься, — холодно сказал Литтлтон, и от сгустившейся вокруг него магии волосы у меня на загривке встали дыбом. — Совсем не нравишься.

Он протянул руку и коснулся лба Стефана. Я ожидала, что Стефан оттолкнет его руку, но тот никак не защитился, только упал на колени, приземлившись с глухим стуком.

— Я считал тебя более интересным, но ошибался, — сказал ему Кори Литтлтон, и теперь его интонации и тон стали совсем другими. — Ты ничуть не забавен. Придется это исправить.

Оставив Стефана на коленях, он прошел к двери ванной.

Я завыла и встала на задние лапы, чтобы лизнуть Стефана в лицо, но Стефан даже не посмотрел на меня. Взгляд его стал туманным, плавающим; он не дышал. Конечно, вампирам это не нужно, но обычно Стефан дышал.

Колдун каким-то образом его зачаровал.

Я натянула поводок, но Стефан крепче сжал его в руке. Вампиры сильны, и хоть я налегла всеми своими тридцатью двумя фунтами, он даже не шелохнулся. Будь у меня полчаса, я перегрызла бы кожаный поводок, но я не хотела, чтобы вернувшийся колдун застал меня за этим.

Тяжело дыша, я смотрела на открытую дверь ванной. Что за новое чудовище там таится? Если выберусь отсюда живой, больше никогда никому не позволю надевать на себя сворку. У вервольфов сильные втягивающиеся когти и дюймовые клыки. Сэмюэля эти глупые шлейка и поводок не остановили бы. Один укус, и он был бы свободен. А в моем распоряжении только быстрота, да и ту существенно ограничивает поводок.

Я была готова к ужасному зрелищу, готовая увидеть что-нибудь, способное уничтожить Стефана. Но то, что выволок из ванной Кори Литтлтон, вызвало у меня ужас совсем другого рода.

На женщине было платье в стиле 50-х годов, какие иногда носят служащие отелей, — цвета зеленой мяты, с накрахмаленным голубым передником. Эти цвета соответствовали расцветке занавесей и ковров в коридоре, зато веревка вокруг ее запястий, почерневшая от крови, совсем не соответствовала.

Если не считать окровавленных запястий, женщина казалась невредимой, хотя звуки, которые она издавала, заставили меня усомниться в этом. Ее грудь вздымалась от усилий закричать, но даже когда дверь распахнулась, женщина не кричала, а только негромко стонала.

Я снова дернулась в шлейке и, когда Стефан не шелохнулся, укусила его, укусила сильно, до крови. Он даже не вздрогнул.

Я не могла слушать эти ужасные звуки. Женщина хрипло дышала и пыталась вырваться; она была так сосредоточена на этом, что, думаю, даже не видела нас со Стефаном.

Я снова прикусила конец поводка. Когда это не подействовало, я зарычала и повернулась, чтобы получить возможность грызть кожу. Мой собственный ошейник снабжен предохранителем, так что я сама могу его расстегивать, но сворка Стефана застегивалась на старомодные металлические пряжки.

Колдун бросил свою жертву на пол передо мной вне пределов досягаемости, хотя я не уверена, что сумела бы что-нибудь сделать, если бы дотянулась до нее.

Женщина меня не видела: она слишком старательно пыталась не видеть Литтлтона. Но мои усилия привлекли внимание колдуна, и он присел, чтобы быть поближе ко мне.

— Интересно, что ты сделаешь, если я тебя отпущу? — спросил он. — Испугаешься? Убежишь? Нападешь на меня? Или запах крови возбуждает тебя, как вампира? — Он взглянул на Стефана. — Я вижу твои клыки, солдат. Богатый вкус крови и ужаса: он манит, не правда ли? Нас держат на привязи так же прочно, как ты своего койота. — Слово «койот» он произносил на испанский манер: в три слога, а не в два. — Требуют, чтобы мы брали всего по глотку от каждого, тогда как нам нужно гораздо больше. Кровь без смерти не насыщает по-настоящему, верно? Ты ведь достаточно стар, Стефан, чтобы помнить Прежние Времена? Когда вампиры ели, как хотели, и наслаждались ужасом и агонией своих жертв. Когда мы ели в свое удовольствие.

Стефан издал какой-то звук, и я рискнула взглянуть на него. У него изменились глаза. Не знаю, почему я прежде всего обратила внимание на это: ведь все остальное тоже изменилось. Обычно у Стефана глаза цвета намасленной древесины грецкого ореха, но теперь они сверкали, как кровавые рубины. Губы он растянул, показывая клыки, более короткие и тонкие, чем у вервольфа. На руке, которой он крепко держал поводок, на удлиненных пальцах выросли когти. Бросив на него короткий взгляд, я вынуждена была отвернуться: Стефан пугал меня почти так же, как колдун.

— Да, Стефан, сказал Литтлтон и рассмеялся, как злодей из черно-белого фильма. — Вижу, ты помнишь вкус смерти. Бенджамин Франклин как-то сказал: «Те, кто отказываются от свободы ради безопасности, не заслуживают ни того, ни другого». — Он наклонился поближе. — Ты чувствуешь себя в безопасности, Стефан? Или тебе не хватает того, что вы когда-то позволили отобрать у нас всех?

Затем Литтлтон повернулся к своей жертве. Когда он коснулся ее, она едва слышно засипела: ее хриплые крики могли бы доноситься откуда-нибудь издалека. Я натянула шлейку так, что та врезалась мне в плечи, но ничего хорошего не добилась. Когтями я разорвала ковер, но Стефан оказался слишком тяжел, чтобы я его сдвинула.

Литтлтон убил женщину очень быстро: она перестала сопротивляться раньше меня. В конце концов все звуки в комнате стали исходить только от вампиров: один с хлюпаньем пил кровь, другой рядом со мной беспомощно хрипел, но не шевелился.

Женщина забилась в судорогах, ее взгляд на мгновение встретился с моим, ее глаза остекленели в смерти. Когда она застыла, я почувствовала, как убывает магия и уходит ощущение горечи: запах демона ослаб, остался только его слабый след.

Ко мне вернулось обоняние, и я чуть не пожалела об этом. Запах смерти немногим лучше запаха демона.