Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Регина опять развила бурную деятельность, и вечером следующего дня они стояли на вокзале. Регина тоже решила вернуться. Их провожала толпа народу – Регинины родственники. Женщины плакали. Мужчины затаскивали в вагон плетеные корзины.
– Регинка, что это? – спросила Катя. Корзины заняли весь проход между полками.
– Банки, – бросила Регина, запихивая корзину под столик.
– Какие банки?
– Компот, варенье, огурцы, помидоры.
– А как же мы их в Москве дотащим?
– На такси придется ехать.
Через год раздался междугородный звонок. Трубку взяла Катя.
– Катя, это Нина. Из Орджоникидзе. Я замуж выхожу.
– Поздравляю.
– Приезжайте.
– Спасибо. Вряд ли получится – мама болеет.
– Ладно, счастливо. Алле Сергеевне скажи, что я звонила.
– Хорошо, скажу. Еще раз поздравляю.
За этот год Алла Сергеевна совсем сдала. Лежала, читала книги. Работать не могла.
Катя так и не поступила в институт: нужно было работать, деньги зарабатывать. Правда, работа была хорошая – машинисткой в издательстве. Катю ценили. У нее не было такой феноменальной памяти, как у Аллы Сергеевны, зато она умела разбирать любой почерк. И печатать под диктовку, на ходу редактируя фразы.
От Регины остались только большие плетеные корзины, в которых теперь хранились картошка, лук… Регина после окончания курсов вернулась в Орджоникидзе – поступила в институт на юрфак. Писала письма.
Катю в издательстве прикрепили к писателю – Владлену Синицыну. Катя приходила к нему на дом. Тот надиктовывал очередной кусок из своего романа.
Действие романа под рабочим названием «Доярка и шофер» развивалось в колхозе. Главная героиня – Доярка – боролась за увеличение надоев молока. Доярку обхаживал Председатель колхоза, который боролся за звание передового колхоза. Доярка же, поглаживая коровье вымя, мечтала о Шофере, который грузил бидоны и ни за что не боролся. В конце романа Председатель должен был оказаться вредителем советского хозяйства, Шофер стать председателем и получить Доярку в придачу.
Владлен был относительно молод – чуть за тридцать. У него была жена – поэтесса Риммочка. Поэтесса периодически жила на даче, где ей лучше творилось. Но в Москве были рестораны, гости, общение, без чего она не могла обойтись. Риммочка разрывалась и страдала от необходимости разрываться. Катя иногда сталкивалась с Риммочкой – та скользила по Кате мутным взглядом, не фокусируя, и порывистым движением поправляла на голове шелковый платок, замотанный на манер тюрбана. Риммочка не расставалась с зеленой солдатской фляжкой. Во фляжке был спирт. Она признавала только чистый медицинский.
Владлен жаловался Кате, что они с Риммочкой друг друга не понимают – вращаются на разных орбитах. В творчестве, говорил он, всегда так. Два таланта не могут сосуществовать рядом. Таланту нужна прислуга. Чтобы приходила по звонку колокольчика, делала черную работу и уходила. Катя и была такой прислугой. Приходила по звонку телефона, печатала и уходила.
На середине романа, как раз на том эпизоде, когда Шофер, загружая очередной бидон, признавался Доярке в любви, Владлен бросил рукопись на стол, сел и зарыдал натуральными слезами. Катя решила, что автор неравнодушен к судьбе персонажа. Она перестала печатать и тактично молчала.
– Катя, Катюша, поговори со мной, – попросил Владлен.
– Хорошо, – сказала Катя и вытащила лист из машинки. Поговорить с Владленом означало посидеть и послушать. Владлену и в творчестве не удавались диалоги, зато в монологах ему не было равных.
– Риммочке плохо, – сказал Владлен. – Она слишком много работала. Не щадила себя.
– Что с ней? – спросила Катя, потому что Владлен любил наводящие вопросы. Как будто он не хотел рассказывать, а его упрашивали рассказать.
– Галлюцинации. Слуховые. Врач рекомендовал покой, перерыв в работе, свежий воздух. Но она не может без работы, не может не творить.
– А что она слышит? Голоса?
– Нет, звуки. Шорохи.
– А вы что-нибудь слышите?
– Нет. Ты же знаешь, я работаю по ночам. Сплю в кабинете. А шорохи раздаются только в Риммочкиной спальне.
На самом деле Владлен с Риммочкой давно исключили из своей жизни понятие супружеского долга. Они не только спали в разных комнатах, но даже ели отдельно. Владлен – у себя в кабинете, Риммочка – в своей спальне.
– А вы не пробовали зайти в спальню, послушать?
– Заходил. Слушал. Ничего. Правда, иногда мне кажется, что я что-то слышу, но ведь я мог поддаться Риммочкиному влиянию. Я же очень впечатлителен, как все творческие натуры. Катя, это так тяжело. Не могу смотреть, как она мучается. И взгляд у нее такой стал… Странный, настороженный. Как будто сквозь меня смотрит.
Катя подумала, что у Риммочки всегда был такой взгляд – от спирта, но промолчала.
– Может, ей действительно лучше на даче пожить?
– Я ей говорил. Но теперь она не хочет ехать.
– Почему?
– Она думает, что шорохи – это какой-то знак. Понимаешь, она слышит эти звуки в какие-то особые для нее даты. В день ее рождения всю ночь не спала – шорохи усилились. Она думает, что это к беде.
– А вы что думаете?
– Я – реалист. Я не могу позволить себе верить в потусторонние силы. И мой долг – избавить жену от этих идей. Она ведь про эти шорохи всем знакомым рассказывает. Начала новый цикл стихотворений под названием «Шорохи». Представляешь, что будет с моей репутацией?
– Может, все уладится?
– Не знаю, не знаю…
Катя приходила на диктовку к Владлену два раза в неделю. В очередной ее приход дверь открыла Риммочка – еще более порывистая и мутная. Схватила Катю за руку и потащила к себе в спальню.
– Слушай, – приказала она и уставилась на Катю. – Слышишь? Ты мне веришь?
Катя не знала, что ответить, чтобы не обидеть больную. С больными же нельзя спорить. Нужно во всем соглашаться.
– Слышу, – сказала Катя.
– Вот! – закричала Риммочка и потащила Катю в кабинет. В кабинете за столом сидел Владлен, обхватив руками голову. – Теперь ты не будешь говорить, что я сумасшедшая. Она тоже слышала.
– Катя, Катюша, ну зачем? Зачем ты подтверждаешь ее фантазии? Господи, как я устал.
– Мы работать будем? – спросила Катя.
– Какая тут работа! Ты знаешь, что она сделала? – Владлен вскочил, начал размахивать руками. – Она привела сюда какую-то бабку с иконой. Представляешь? С иконой. Если об этом узнают! Она не понимает, чем это может грозить. Не хочет понимать. Все, Катя, иди, беги из этого сумасшедшего дома.
Катя пришла на следующей неделе. Дверь открыл Владлен. В коридор выскочила Риммочка. Катя ее даже не узнала. В халатике, без платка, черные волосы рассыпаны по плечам. Катя отметила, что нервное истощение Риммочке шло – она побледнела, похудела и похорошела. На осунувшемся лице сверкали безумием глаза.