С советской стороны был дан соответствующий ответ в защиту ГДР. Де Голлю заявили, что Советский Союз относится к ГДР как к независимому суверенному государству. Полемику по этому поводу ни он, ни наша сторона не стали затевать.

Конечно, при оценке роли де Голля, особенно в развитии советско-французских отношений, всегда необходимо иметь в виду, что этот деятель был сложным. В социальном отношении он представлял весьма влиятельные круги французской буржуазии, причем далеко не самые либеральные. Следует об этом помнить и при оценке его места и роли как в определении внешней политики Франции, так и в развитии советско-французских отношений.

Имя де Голля по праву занимает видное место в созвездии великих имен Франции. Однако настоящая его могила находится далеко от французской столицы, на скромном кладбище поселка Коломбе, что в провинции Шампань. До Парижа оттуда, от предгорьев Альп, двести пятьдесят километров.

Да, это то самое Коломбе-ле-Дез-Эглиз, где генерал любил бывать каждый раз, когда у него выдавалось свободное время, если удалялся из Парижа надолго. А ведь случалось, что проводил он здесь годы…

Тут сходятся территории Шампани, Лотарингии, Бургундии. На этих полях и холмах когда-то имело место немало сражений, погибло много французов. Проходили тут когда-то римляне, а прапращуры сегодняшних французов – галлы остановили Аттилу. Видела эта земля и мушкетеров короля, и санкюлотов.

Коломбе-ле-Дез-Эглиз… Если перевести на русский, то получится «Коломбе двух церквей». Одна – еще с XIV века – монастырь Святого Батиста. Через сто лет появилась вторая. Эту, вторую перестроили в XVIII веке, она существует и поныне. Генерал по воскресеньям ходил туда на мессу. А монастырь разрушен, от него остались только развалины.

Жил он здесь с семьей в небольшом двухэтажном доме, к которому пристроил шестиугольную башню с невысоким конусом. Чем не подобие старинного французского замка?

Называл он свою резиденцию «Буассери» – что в примерном переводе значит «Дом с деревянной обшивкой стен». В башне находился его кабинет. Там он подолгу сиживал в раздумье, писал мемуары. Бурная жизнь и затем тихое уединение – тема, достойная пера поэта.

В отличие от Черчилля, который для написания мемуаров привлек солидный штат литературных и научных сотрудников и создавал свои «воспоминания» быстро – том за томом, – де Голль тщательно писал и переписывал свою рукопись сам. Документы ему помогал подбирать сотрудник министерства иностранных дел Рене Тибодо.

А переговоры с издательством от имени генерала вел верный помощник, сотрудничавший с ним в течение многих лет, специалист-филолог Жорж Помпиду, который после де Голля в 1969 году стал президентом Франции.

Де Голль стремился сделать свои мемуары не только политическим, но и литературным произведением. Что ж, он в этом преуспел. Его спрашивали:

– Как вам, не писателю, это удается?

– Это пытка, – отвечал он. – Надо вымучить из себя три листа черновиков, чтобы написать одну страницу. Моя дочь Элизабет печатает их на машинке, и я исправляю текст еще трижды. В сущности, я без конца переделываю. Поверьте мне, это страшная работа.

Автор самым тщательным образом работал над рукописью и не прекращал этой работы даже в гранках, когда получал оттиски набора. Он проявлял исключительное внимание к литературной форме и стилю, стремился, чтобы в его труде чувствовалась гармоническая завершенность. Взяв пример с классиков, он предпочитал заголовки из одного слова. Вот названия трех томов его мемуаров: «Призыв», «Единство» и «Спасение». Мемуары де Голля были мне присланы и пополнили мою домашнюю библиотеку.

Он любил свое Коломбе. Потому и завещал похоронить себя здесь, на тихом местном кладбище. Шарль Андре Жозеф Мари де Голль – именно таким было полное имя генерала – навсегда останется в памяти тех, кто его знал.

Несмотря на мои попытки выяснить, в чем причина тех довольно прохладных отношений, которые сложились у Рузвельта с де Голлем, ничего из этого долго не получалось. Не раз я пытался выяснить существо их отчужденности у некоторых американских государственных деятелей, еще до кончины Рузвельта. Нелегко было получить убедительный ответ на данный вопрос.

Но вот как-то мне представился случай откровенно поговорить с Государственным секретарем США Стеттиниусом. Задал я тот же вопрос ему. Он неожиданно довольно прямолинейно стал рассуждать:

– Генерал де Голль – человек амбициозный. Он думает, что судьба Франции будет определяться только им. Согласно донесениям американских послов из некоторых стран Европы, особенно из Англии, где находится де Голль, генерал считает почти наверняка, что ключевой фигурой послевоенной Франции будет он. Конечно, дело французов выбирать своих лидеров. Ни один американец не думает по-другому, в том числе и президент США. Но похоже, что де Голль больше внимания уделяет именно своему будущему положению, чем увеличению вклада французов в ускорение нашей общей победы над Гитлером. Де Голль – фактически генерал без армии, хотя его имя среди соотечественников обладает определенной притягательной силой.

Такая откровенная критика генерала сражающейся Франции – нашей союзницы в войне, да еще из уст высокого официального представителя США, конечно, настораживала.

– Похоже на то, – продолжал Стеттиниус, – что генерал все же переоценивает свое влияние на Францию и тех французов, которые ведут доступными им средствами борьбу против гитлеровских оккупантов. Кроме того, Франция, как и многие страны Европы, вообще не может быстро по-настоящему встать на ноги без помощи США. За годы оккупации ее промышленность оказалась парализованной. Спрашивается, при чьей помощи она может быть возрождена? Не надеяться же в этом на де Голля. Англия тоже не в состоянии оказать какое-либо эффективное содействие в восстановлении экономики Франции. Она сама сильно изранена, и потребуется время, чтобы выправить ее хозяйство и настроить его на мирный лад.

Помолчав, он продолжал:

– Единственная страна, которая может оказать реальное содействие французам в налаживании мирной жизни, – это США. Никаких планов экономического подчинения Франции у Соединенных Штатов нет. На все это я, как человек, пришедший в политику из большого бизнеса, смотрю реалистически.

Мне часто доводилось беседовать со Стеттиниусом, но в этот раз степень его откровенности превзошла ожидания.

– Конечно, оказывая помощь Франции, – утверждал он, – США будут на эту европейскую страну переключать часть своих ресурсов, причем значительную. Ну и что же? То, что мы станем посылать, пойдет туда не просто как подарок. В конечном счете, если учесть и политическую сторону проблемы, выгода окажется взаимной.

Хотя война еще не закончилась, но в рассуждениях Стеттиниуса по этой проблеме уже проступали ростки будущего «плана Маршалла», который с самого начала своего действия приносил США прямые дивиденды, не только политические, но и экономические.

– Кроме того, ведь США вынуждены будут помогать и некоторым другим государствам Европы после победы над Германией, – говорил Стеттиниус. – В Вашингтоне, конечно, отдают себе отчет в том, что Советский Союз, несущий основное бремя борьбы против фашизма, тоже хотел бы завоевать расположение французов. Но ведь ему предстоит колоссальный объем своих дел. Он должен будет поднимать из руин собственное хозяйство, которому нанесен неслыханный урон. Но один он все это, наверно, не в состоянии сделать. Одним словом, у Вашингтона нет каких-либо возражений против де Голля и против того, чтобы он был во главе государства. Но он не должен слишком выпячивать свое положение, принижая роль США.