— Вот вы, юноша, совершенно напрасно говорите «а!» человеку, который и старше вас, и опытней, и разбирается в вопросах! — назидательно проговорил он.

Талиессин вонзил кинжал в крышку стола.

— В каких вопросах? — осведомился он.

— Что? — опешил возчик.

— В каких вопросах он разбирается?

— Э... — Возчик сердито приложился к своей кружке. Он был сбит с толку, и ему это не понравилось.

Зычный сказал:

— А вот в таких, что нами правят выродки!

Одним гибким прыжком Талиессин вскочил на стол, ударом ноги опрокинул кувшин с пивом, другим ударил зычного в подбородок и мгновенно переместился на другой край стола. Со стороны казалось, что он танцует.

Ренье пришлось неловко пробираться по скамье, тесно придвинутой к столу. Он спешил. Прочим завсегдатаям «Стражника и бочки» определенно не понравится молодой нахал, который затевает здесь драки на ночь глядя. Закончится все тем, что Талиессина свалят на пол и изобьют, а после вышвырнут вон.

Талиессин перепрыгнул с одного стола на другой, попал ногой в блюдо с обглоданными костями, и объедки разлетелись в стороны. Странно искривляя рот, принц смеялся, но смеха этого слышно не было: все заглушал грохот падающей посуды, шумные проклятия и топот ног. Несколько человек уже носились по залу в попытках схватить дебошира. Один из этих преследователей очень удачно споткнулся о ногу Ренье и упал, но другой тотчас нанес молодому человеку удар кулаком в лицо.

Ренье пошатнулся и повалился спиной на стол. Мгновение он созерцал закопченный потолок и несколько коптящих масляных светильников, привешенных к поперечной балке. Один был особенно старый, в виде бьющего хвостом морского дива. Затем потолок исчез из поля зрения Ренье, и молодой человек увидел чьи-то сапоги.

«Где же остальные? — тупо подумал Ренье. — Где Мегинхар, Агилон? Где Госелин?»

Принц смеялся — пронзительно, резко, и этот звук, прорезающий общий шум и вопли, странным образом напоминал призывный свист болотной птицы. Ренье поднялся на ноги. Талиессин спрыгнул со стола, ловко увернулся от нескольких ударов и очутился возле Ренье. Тот ощутил прикосновение острого, очень горячего плеча — мимолетное, мгновенно прерванное — и вздрогнул. Обычно Талиессин избегал любых прикосновений. Он даже запрещал целовать себе руку, хотя придворный церемониал иногда требовал этого.

Ренье отбивался от наседающих врагов: каждый миг он видел перед собой новое лицо, и это новое лицо требовало к себе полного внимания; в конце концов Ренье устал от этой бесплодной сосредоточенности и тут же понял, что у него болят руки, болит лицо, особенно губы и висок. Он пошатнулся и упал бы, если бы не навалился спиной на какую-то опору. Эта опора, впрочем, оказалась весьма ненадежной: она постоянно содрогалась, вертелась и колола его острыми углами, которые то появлялись, то исчезали по непонятному произволению.

— Бей их, Эмери! — заверещал прямо над ухом знакомый голос— Очнись! Бей!

«Талиессин, — смутно подумал Ренье. — Если он отойдет, я упаду».

Он качнулся вперед и ухватился рукой за край стола. Кто-то вцепился ему в волосы и несколько раз дернул в разных направлениях. Сипло закричав, Ренье пнул наугад ногой и, видимо, попал: его отпустили.

Новая волна криков влилась в растревоженный зал, зазвенело оружие, и тотчас кругом все улеглось и затихло. Только в ушах продолжало звенеть, и дыхание никак не могло успокоиться, все билось и клокотало в горле.

Ренье силился разглядеть — кто же остановил потасовку, но сквозь дрожащую темно-серую дымку ничего не было видно. Перед глазами как будто плавала назойливая копоть. Он тряхнул головой, разгоняя ненужное видение, но стало еще хуже: к темноте добавились извилистые золотистые полосы.

Его схватили за руку и потащили. Он бежал, не видя, куда ступает, и все повторял: «Талиессин, Талиессин...» Ренье казалось, что зовет очень громко, и он продолжал так считать, пока Агилон не рявкнул прямо ему в ухо:

— Что ты сипишь?

Прохлада спасительно плеснула в лицо — они выбрались на улицу. Ренье с трудом перевел дух и наконец сумел спросить:

— Где Талиессин?

— Я здесь, — раздался голос принца.

Ренье сухо всхлипнул. Ему хотелось пожаловаться на усталость, на боль в голове, но вместо этого он сказал:

— Делать нечего — едем к моему дяде. Сдадимся на его милость.

— То-то бравый старикан обрадуется! — проговорил Талиессин. И оглянулся на пустую улицу: — Где Агилон?

— Отправился вызволять наших лошадей, — объяснил Мегинхар. — Мы ведь устроили их в конюшне.

— Ясно...

Талиессин привалился плечом к стене, еще раз посмотрел на вывеску. Стражник верхом на бочке недружелюбно скалился из темноты, и теперь было очевидно, что он только притворяется пьяным. На самом деле он был не по-хорошему весел: в таком настроении отправляются громить винные магазины и чинить самосуд.

Агилон привел лошадей. Тронулись; Ренье — впереди.

Утопленные в темноте дома были наполнены спящими людьми, и пятеро всадников пробирались мимо окон, точно чужие сновидения.

* * *

Адобекк встретил вторжение достойно. Когда в запертую дверь его дома постучали, королевский конюший никак не отозвался. Стали стучать настойчивее, и тогда из окна верхнего этажа, без всякого предупреждения, излилось содержимое ночного горшка. Оно попало на голову Мегинхару и забрызгало лошадь Агилона.

Ренье заметил мелькнувшую в окне фигуру и закричал:

— Дядя! Это я!

Окно на миг затворилось, а затем вновь появилась рука — на сей раз она держала тазик для умывания. Ренье полагал, что дядя намерен окатить ночных гуляк водой из тазика, но ошибся: Адобекк с силой метнул сам тазик, явно целясь в голову своему племяннику.

Лошадь Ренье шарахнулась, так что «снаряд» угодил в пену соседнего дома, набатно прозвенел, отскочил и еще несколько раз подпрыгнул на мостовой.

— Дядя! — завопил Ренье срывающимся голосом.

Наконец из окошка высунулся и сам Адобекк, растрепанный, с мятым лицом. Ренье с ужасом заметил, что дядя Держит небольшую масляную лампу.

— Дядя, не надо! — вскрикнул он.

— Что не надо? — осведомился Адобекк совершенно бодрым голосом: полная противоположность заспанному виду.

— Жечь... нас... — пробормотал Ренье, сразу успокаиваясь.

— Ничего не слышу, ничего не понимаю, — заявил Адобекк, намереваясь закрыть окно.

Ренье встрепенулся:

— Дядя, впустите нас!

— Так бы и сказал... — пробурчал королевский конюший и скрылся в глубине дома.

Агилон насмешливо посмотрел на Ренье:

— Ты уверен, что этот кошмарный старик — твой родственник?