– Я не получал пока вестей из ставки Саладина, – обмотав порез платком, медленно произнес маршал.

Не совсем так. Поверенные уже доложили ему, что если Саладину и доставили деньги на выкуп пленников акрского гарнизона, то не в таком количестве, как полагалось. Сумма ведь огромная, ее так сразу не соберешь. К тому же Саладин, несомненно, хотел, чтобы часть суммы заплатили родственники находившихся в подземельях Акры эмиров – коменданта гарнизона аль-Машуба, военачальника Сафаддина, наместника Акры эмира Каракуша и множества иных известных воинов, происходивших из состоятельных семейств, которые вполне могли рассчитывать на выкуп от знатной родни. Но Саладин наверняка понимал, что, заплатив крестоносцам такую огромную сумму выкупа, он увеличит казну армии неприятеля. Ранее Саладин пытался уговорить Ричарда даже примкнуть к нему в войне против его врагов, наследников Нуреддина [11], но за свою помощь Ричард требовал Иерусалим, а подобного султан не мог допустить. И договор о передаче Святого Града крестоносцам остался несбыточной мечтой Ричарда, а все, что он мог добиться, – это потребовать возвращения Святого Честного Креста. А вот привезли ли Крест для передачи, никто пока так и не узнал. Однако весть, что пленников-христиан свозят к горе Кармель, уже была получена. Но чтобы казнить их накануне предстоящего обмена!.. Это нарушало все планы и обязательства.

– Пленников на Кармель доставляли небольшими группами, – продолжал рассказывать Гвидо, – и это понятно: за время плена они попали в самые разные места владений Салах ад-Дина, многие ослабли, иные умерли в неволе. К тому же некоторые хозяева рабов-христиан могли не пожелать возвращать их без выкупа, а для Саладина сейчас это тоже убытки, учитывая, сколько ему следует заплатить за гарнизон акрцев. Возможно, поначалу он и пытался выполнить эту часть договора насчет обмена пленными… Поначалу, – уточняю я. – Но потом… Да и Животворящий Крест, на котором страдал Спаситель… – Гвидо перекрестился и поднял свои светлые, как прозрачный мед, глаза на Шампера. – У Саладина ли наш Крест? – Я не знаю, – со вздохом ответил маршал, опускаясь на прежнее место. – Один из моих рыцарей сообщил, что перед битвой при Хаттине, увидев, что наши войска окружены, он закопал святыню в приметном для себя месте, однако позже этот рыцарь умер от ран. Нашел ли Крест Саладин? Он уверяет, что это так. Однако то, что вы сообщили об убийстве пленных… Мне трудно в это поверить. Ведь Саладин должен понимать, что подобное сорвет любые мирные переговоры.

– Так ли нужны Салах ад-Дину мирные переговоры, если он знает, что крестоносцы в любом случае не откажутся от похода на Иерусалим? – усмехнулся Гвидо.

Шампер нервно поглаживал бородку. Гвидо, конечно, не воин, но, как политик, он не самый бестолковый. И рассуждает здраво.

– Если Саладин не владеет Истинным Крестом, – продолжил Лузиньян, – если не сумел подготовить оговоренную сумму, если не смог собрать вместе всех пленников-христиан…

Шампер закончил за него:

– Султан понял, что не справляется, и решил не обременять себя содержанием такого числа пленных. Ему ведь не впервые казнить крестоносцев в таком количестве.

Губы маршала тамплиеров напряженно сжались, на скулах заходили желваки. А ведь Львиное Сердце содержит на своих хлебах в Акре куда большее количество сарацин! Более двух с половиной тысяч, по сути целое войско, которое связывает королю руки, требует значительных трат и напряжения, так как попытки побегов не прекращаются. А те пленники, какие вдруг выявили желание принять крещение и коих после погружения в купель безвозмездно отпустили на свободу, едва покинув Акру, спешили сорвать крест и вновь вливались в войска Саладина. Уильяму уже донесли о том, что более трехсот человек освободились таким способом, но пока маршалу не удалось убедить английского короля, что святые воды крещения ничего не значат для этих язычников [12].

– Вы передадите мое сообщение о казни Львиному Сердцу? – спросил Гвидо.

«Не ранее, чем мои люди подтвердят это», – решил про себя Уильям.

– Я хотел бы видеть вашего лазутчика.

– Невозможно. Ему опасно было оставаться, и он уже вернулся назад, дабы не вызвать подозрений среди неверных.

Это понятно. Непонятно только, как Лузиньяны, с утра знавшие о столь вопиющем нарушении договора, продержались спокойно в течение всего турнира: Амори выступал судьей поединков, будто голова его не была занята ничем другим, а Гвидо даже беспечно расточал комплименты королеве и дамам. Но разве и сам де Шампер не научился владеть собой и взял за правило не принимать решение, пока не убедится в его целесообразности? Шестьсот казненных христиан! По горе Кармель наверняка текут реки крови.

Уильям обдумывал это, пока стоял у арки покоя, откуда был виден сад во внутреннем дворике, и со своего места заметил, как по дорожке между розами идет брат Гвидо, Амори де Лузиньян. На миг коннетабль задержался, подозвав замеченного ранее Уильямом знаменосца, и о чем-то переговорил с ним. «Странно, что этот пулен и в особняке не расстается с доспехами и шлемом», – машинально отметил Уильям, но эта мысль не задержалась у него в голове, так как сейчас де Шампера больше занимало то, что братья Лузиньяны теперь вдвоем насядут на него, требуя передать их сообщение Ричарду. Сами они опасаются разгневать Льва, ведь за время переговоров Ричард еще более проникся симпатией к Саладину и все еще надеется, что встретил равного по силе рыцарственного противника. Да и руки у Львиного Сердца связаны, пока не истек срок перемирия, пока на его шее две с половиной тысячи сарацинских пленников.

Маршал поспешил раскланяться и вышел до того, как Амори поднялся к брату.

– Он сообщит королю? – спросил коннетабль, когда они вместе с Гвидо наблюдали с галереи, как служка подводил храмовнику коня.

– Он нам не верит, – ответил Гвидо. – Но, насколько мне известно, сейчас де Шампер намеревался пойти к Львиному Сердцу. Сможет ли он спокойно молчать обо всем?

Уильям смог. Ни единым словом, ни интонацией он не выдал своего волнения, пока они с Ричардом изучали карту дорог вдоль левантийского побережья. Львиное Сердце говорил, что войску крестоносцев не следует удаляться вглубь земель Палестины, ибо пока они будут двигаться вдоль моря, их будет поддерживать и снабжать всем необходимым флот. Это облегчит крестоносцам путь и даст возможность сохранить во время рейда армию для решительного броска на Иерусалим.

– И все же моим людям придется туго по такой жаре, – вздыхал Ричард, отбрасывая назад длинные золотистые волосы. – Воины расслабились в Акре, вино и женщины доставляют им удовольствие. Это ли рыцари Христа! Я повелел услать всех шлюх, оставив только прачек, но мне донесли, что девки едва ли не в мужской одежде прокрадываются в Акру, чтобы заняться своим постыдным ремеслом. А ведь я плачу́ своим людям не для того, чтобы они грешили, готовясь к святой войне. Что же мне предпринять, чтобы встряхнуть их, чтобы поднять воинский дух?