– Да. Устроим им образцово-показательный тридцать седьмой год.

– В этом случае мне потребуется подкрепление. Может быть, «Витязь»?

– Нет, Михаил Аронович, витязей я вам не дам, они и оперативный полк – наш последний резерв в черте города. Берите СОБР РУОПа, они тоже неплохие ребята, но учтите, они почти наши, но все-таки не наши.

– Учту.

– Внимание! – прервал их беседу голос дежурного по Дворцовому Управлению. – Внимание! Здесь Первый.

И почти мгновенно заставка ожидания – семь вращающихся по сложным траекториям звезд, окрашенных в цвета спектра – исчезла, и на центральной проекции возникло лицо Федора Кузьмича.

«Виктор Викентьевич, – поправил себя Кержак. – Виктор Викентьевич. Теперь, и присно, и во веки веков. Аминь!»

Между тем изображение отдалилось и детализировалось, стало видно, что облаченный в строгий черный костюм и белоснежную рубашку Дмитриев сидит в кресле по одну сторону журнального столика, а его жена, Виктория Леонидовна, одетая в длинное голубое платье – по другую.

– Добрый день, дамы и господа, – улыбнулся Виктор Викентьевич. – К сожалению, у нас крайне мало времени. Максимум сорок минут. Так что попрошу вас быть лаконичными. Слушаю вас.

И в этот момент слева от Кержака прямо в воздухе возникла бегущая строка. Это Чудновский передавал в текстовом режиме экстренное сообщение. И пока дама Ноэр – «Прошу вас, Наталья Петровна!» – обрисовывала ситуацию в целом, Кержак читал данные, добытые Чудновским, и отчет Эдика, поступивший сразу на два адреса, ему и Пайкину.

– Игорь?

Кержак заметил, что Виктор Викентьевич нашел нужным отметить в обращении известную близость, которая между ними существовала, и благодарно кивнул.

– Они начали, – сказал он без предисловий. – То есть все будет решаться сегодня. Я знаю, времени нет, но вскрылись интересные факты. Двадцать семь дней назад генерал-полковник Горбунов – замначальника ГШ – санкционировал плановые учения 4-й танковой дивизии, а тремя днями позже приказал привлечь к учениям резервистов. Кантемировская дивизия – кадрированная, но на данный момент развернута уже почти до штата военного времени. От ста шестидесяти до ста восьмидесяти танков. Кроме того, пятнадцать дней назад, в связи с обострением обстановки на российско-украинской границе, министр обороны Зуев приказал 2-й Таманской дивизии начать подготовку к переброске в Белгород. Эшелоны еще не ушли, но техника в боевой готовности, а это сто танков и двести БМП и БТР. Участвует ли Зуев в заговоре, пока неизвестно, инициировать переброску мог и генерал-лейтенант Никодимов, он же, по-видимому, и задержал отправку эшелонов в Белгород. Косвенным доводом в пользу непричастности Зуева является то, что 27-я отдельная мотострелковая бригада признаков активности не проявляет. Зато с уверенностью можно говорить об участии в заговоре генерала армии Ершакова. Без ведома Дворцового Управления он вызвал в Москву, якобы для поддержания порядка, оперативную дивизию особого назначения из Балашихи и отдельную бригаду особого назначения из Софрина. Шестьдесят танков и до полутысячи БМП и БТР.

– Идут? – спросил Дмитриев.

– Идут.

– Иван Максимович!

– Здесь, – во врезке появилось лицо генерал-лейтенанта Лукова.

– Иван Максимович, у тебя полк-два штурмовой авиации найдется?

– Вторая ШАД,[7]– лаконично ответил летчик.

– Вот и славно, – кивнул Дмитриев. – Пусть наши вандейцы пока выдвигаются, а ты им чуть позже – часа через два – врежь на марше.

– Есть, но…

– Без «но». Ирина Яковлевна, – обратился Дмитриев к невидимой Йфф. – Вы здесь, радость моя?

– Здесь.

– Ирочка, будь любезна, когда луковские соколы начнут бомбить, ударь с орбиты. Скажем, что это наше новое чудо-оружие. Ну, например, лазеронесущие спутники. Как считаешь?

– Это возможно.

– Замечательно, Ирина Яковлевна. Просто прекрасно! И еще одна просьба, утопи им, пожалуйста, какой-нибудь авианосец. Мы потом извинимся, естественно. А ты, Кержак, обеспечь нам, будь добр, Большой Процесс. Или два. Справишься?

– Непременно, – улыбнулся Кержак.

* * *

«Так просто? – спросил он себя. – А как еще? Все жестокие вещи просты, а на сложные многоходовки у нас просто нет времени».

Вот так всегда. Нет времени, не хватает ресурсов, недостаточно сил, а в результате погибнут солдатики – мальчики, свои, не чужие, обряженные волей государства в военную форму. И чужие погибнут тоже. И их тоже жаль. Сколько их на том авианосце? Тысяча? Две? Но иначе погибнет гораздо больше людей. И дело погибнет, и потянет за собой в могилу несчитанные миллионы жертв. Такая бухгалтерия. Такой выбор. А иначе не получается. Не агитаторов же к ним, как Корнилову в восемнадцатом, посылать! И агитаторов тех нет, и толку от этой агитации – нуль. С той стороны ведь тоже не дураки руль держат. Они свою выгоду блюдут, за свое воюют. И жестокие решения принимать не сегодня научились. Так что делай, что должно, и надейся, что получится то, что нужно.

«Прямой эфир» закончился, мигнули индикаторы на пульте связи, и Виктор встал.

– Дамы и господа, – сказал он, обводя взглядом собравшихся в зале людей. – Прошу вас забыть о только что состоявшемся разговоре. Это не ваши заботы. Люди работают, как вы видели, им и карты в руки. А у нас все по плану. Через пять минут я встречаюсь с президентом, через полчаса мы едем встречать царя Давида, потом краткий брифинг для журналистов. Заявление о подавлении мятежа я сделаю в полночь… вместе с президентом. Алла Борисовна, голубушка, внесите этот пункт в расписание, а Павла Аркадьевича я предупрежу сам. Вадим Сергеевич, обеспечьте присутствие Зуева, Лукова и Кержака. После моего заявления они проведут пресс-конференцию. Станислав Витовтович, к полуночи в министерстве должны быть подготовлены ноты всем странам НАТО, начнете вызывать послов сразу после окончания пресс-конференции. В двадцать ноль-ноль банкет в Кремле, до этого мы с Викторией Леонидовной все время будем с царем и царицей.

Он взглянул на часы:

– Ну что ж, время! Не смею вас более задерживать, дамы и господа. За работу!

Он повернулся к Вике, предложил ей руку, и так – рука об руку – они вышли из зала.

– Ну как? – спросил он, когда они остались наедине.

– Вполне, – улыбнулась ему Ди. – Хотя Федины ушки все еще торчат кое-где, но уже совсем чуть-чуть.

«И правда, – в который уже раз с удивлением отметил Виктор. – Почему из всех жизней и всех образов доминирующим стал именно Федор Кузьмич? И ведь у Ди и у Макса то же самое. Возможно, все дело в Кольце, но факт налицо, как говорится».

– Растете над собой, ваше величество. – Ди нежно погладила его по волосам. – Иди! Не надо обижать Лебедева, он мужик неплохой.