— Рад с вами познакомиться, Аркадий Борисович. — Макс, улыбаясь, выдержал рукопожатие миллиардера.

— Аркадий, просто Аркадий, — улыбнулся Шлеменко, я так давно живу в Европе, что отчество уже не лезет в мои обгорелые уши. Здесь свежо, так что прошу в беседку.

Беседкой Шлеменко назвал просторную, остекленную с двух сторон конструкцию, третьей стороной примыкающую к рубке. Когда Макс вошел в нее вслед за хозяином яхты, то понял, почему Шлеменко был одет всего лишь в тонкий белый свитер и такие же белые холщовые брюки. Встроенные в потолок инфракрасные обогреватели равномерно мягким теплом пронизывали все помещение. Макс потянул вниз молнию на куртке. Шлеменко заметил это и довольно рассмеялся.

— Да, хорошо сконструировали. Вроде как на свежем воздухе сидишь, но тепло. Сейчас мы повернем на закат, и вы получите вид на миллион долларов. Хотя надо сказать, мне он обошелся гораздо дороже. — Шлеменко захохотал и хлопнул по стеклянной перегородке. — Коньяк, виски?

— Думаю, коньяк лучше подходит к закату, — Макс уселся в предложенное ему кресло.

— Пожалуй, соглашусь с вашим выбором. — Шлеменко щелкнул пальцами.

Одетый во все белое, невысокий молодой человек, судя по виду, уроженец Юго-Восточной Азии, до этого неподвижно стоявший у барной стойки, мгновенно извлек откуда-то бутылку «Мартеля» и фужеры.

— Будем знакомы! — Шлеменко сделал глоток и с удовольствием причмокнул губами. — Итак, Петр затеял большую игру. Хочет выше головы прыгнуть?

Подгорный, не зная, что ответить, неопределенно пожал плечами.

— Можете не отвечать. Тут и так все понятно, — пренебрежительно махнул рукой Шлеменко, — мое личное мнение, что не по Сеньке шапка. Кажется, так говорят у нас в России? — Он сделал еще один глоток и с хитрым прищуром уставился на Подгорного. — Я уже начинаю забывать русские поговорки.

— Говорят, конечно, так. — Макс немного помедлил, стараясь уклониться от прямого ответа. — Но Петр Михайлович, как мне представляется, это достойная кандидатура.

— Достойная кандидатура, — фыркнул Шлеменко, — bullshit! Чего эта кандидатура достойная и чем она этого достойная, мне кто-нибудь ответит? Нет, я не спорю, Петр — парень толковый, умный, я бы даже сказал. Но что с его ума пользы? Он не созидатель, он ничего в своей жизни путного не сотворил. А теперь поздно, уже не научится. Он обычный бюрократ, и все, что он сможет сделать, если сядет в Кремль, — это пересадить других чиновников по кругу так, как ему покажется правильным. Но вы ведь учили математику? От перестановки слагаемых сумма не меняется. Чтобы увеличить результат, надо либо складывать большие величины, либо научиться умножать. Но где те люди, кто мне покажет?

— Если не Фролов, тогда кто? — осторожно поинтересовался Подгорный. — Тукай?

— Тукай, наш бравый генерал Тукай. — Шлеменко щелкнул пальцем по стеклу бокала. Бокал покачнулся, но устоял. — Все, что могут военные, — это наводить порядок. Надо признать, у них это иногда даже получается. Но только тогда, когда они принимают страну в полном хаосе. Тогда из неорганизованной, разрозненной нации они могут построить свои шеренги, колонны и эти, как их, когорты. Так было со времен Древнего Рима, так есть и сейчас. Вся штука в том, что в нашей с вами любимой стране все и так уже давно построены. В военное время эти когорты могли бы кричать «ура», размахивать знаменем и браво умирать под пулями на радость своим вождям. Но что они могут в мирное время? Вот «Мёбиус», прекрасная яхта. Чтобы ее создать, не нужны люди, шагающие строем. А ведь можно сделать яхту лучше или придумать новый телефон, новый автомобиль, новое то, у чего сегодня даже нет названия. Понимаете, Максим, так создаются не просто вещи, так создается будущее. Будущему противопоказаны люди в форме. — Шлеменко вновь презрительно фыркнул и неожиданно сменил тему: — Вы будете рыбу или мясо? В пользу рыбы могу сказать, что ее поймали только сегодня, в пользу мяса лишь то, что оно великолепно.

— Я бы выбрал мясо, оно лучше сочетается с коньяком.

Яхта совершила поворот, и багровый диск солнца показался над горизонтом, там, где холодное северное море сливалось в единое целое с таким же холодным северным небом.

— Закат, коньяк, мясо — да мы просто два эстетствующих гурмана, — рассмеялся Шлеменко и, очередным щелчком подозвав к себе незаметного молодого человека, отдал ему короткие распоряжения на английском. — Вы, кстати, едите свинину? — уточнил он у Подгорного и, получив утвердительный ответ, одобрительно заметил: — Это хорошо, не люблю людей с предрассудками.

Молодой человек, получив инструкции, молча кивнул и, неслышно ступая, удалился. Шлеменко ткнул пальцем ему вослед.

— Бао, вьетнамец, уже лет восемь у меня работает. Здесь, кстати, на «Мёбиусе», почти вся команда — вьетнамцы.

— Почему именно они? — удивился Подгорный.

— Очень трудолюбивый народ, скажу я вам, но, в отличие от большинства других азиатов, у них нет двойного дна. Говорят, что азиаты боятся потерять лицо, фигня все это, — на щеках Шлеменко сквозь золотистый загар проступил румянец, — у них всегда выгода на первом месте, а обмануть белого человека вообще никогда не было зазорно. Поверьте мне, я с азиатами много работаю. Вот у японцев были самураи, кодекс чести и все такое. А у этих никаких тебе кодексов, никаких сословий, но вся страна, как самураи. Назад не отступят. Поэтому американцы и обломали зубы во Вьетнаме. Уникальный народ!

— Но до яхты меня сопровождали не вьетнамцы.

— Это все европейская команда Леона, — кивнул Шлеменко. — Леон, кстати, единственный, кто, кроме меня, здесь говорит по-русски.

— Удобно, меньше лишних ушей, — согласился Макс.

— Вот именно, — кивнул Шлеменко, — я, знаете ли, стараюсь без особой нужды не общаться с соотечественниками.

— Почему же такая нелюбовь?

— С ними не получается вести дела с взаимной выгодой. С тех пор как я перестал жить в России, я несколько раз пробовал делать совместные проекты с, так сказать, соотечественниками. Всегда все заканчивалось тем, что им от меня что-то было нужно, причем это что-то всегда оказывалось деньгами. Наверно, это сказалось и на моем отношении к подбору персонала. Один Леня и остался. Хотя, какой он уже Леня? Теперь Леон.

Макс поднялся с кресла и вышел на открытую носовую часть палубы. Солнце лениво двигалось прямо по линии горизонта. По мнению Макса, ему уже давно пора было сделать глубокий вдох и нырнуть в холодные атлантические воды, задержав дыхание до следующего утра. Однако, словно неутомимый пловец, оно скользило по воде, гордо держа на поверхности рыжую вихрастую голову.

— Вы чего-то ждете? — подошедший Шлеменко оперся на поручень.

— Коньяк прилагался к закату. — Макс полной грудью вдохнул холодный, пропитанный морской солью воздух.

— Ах, закат, — рассмеялся Шлеменко, — простите, я неверно выразился, в это время года в здешних широтах солнце не заходит. Оно так и будет скользить по горизонту. Если хотите, можете считать это закатом, который продлится до самого утра. Прекрасное зрелище.