– Питер, с тобой все в порядке? – спросила Валентина.

– О, что-то не так? – спросила мама. – Дорогой, дай я на тебя взгляну.

– Я не стану раздеваться и не дам замерять температуру ректальным термометром лишь потому, что у Вэл глюки. И я выгляжу совершенно нормально.

– Как только у меня начнутся глюки, я сразу дам тебе знать, – заметила Вэл. – Уж они-то точно будут приятнее твоей физиономии, застывшей с таким выражением, словно тебя вот-вот вырвет.

– Отличная коммерческая идея, – практически на автомате откликнулся Питер. – «Выбери свою галлюцинацию!» О, постой, это уже опробовано, называется «запрещенные наркотики».

– Не фыркай презрительно на нас, убогих. Тот, кто подсел на расчесывание своего эго, в наркотиках не нуждается.

– Дети, – сказала мать. – Неужели, когда Эндер вернется, его встретит это?

– Да, – в унисон ответили Вэл и Питер.

– А мне так хотелось надеяться, что он найдет вас чуть более зрелыми, – вставил свое слово отец.

Но к этому моменту Питер и Вэл заходились в смехе. Остановиться они не могли, поэтому отец выставил их из-за стола.

Питер просмотрел эссе Вэл о ядерном арсенале русских.

– Как скучно, – сказал он.

– Не думаю, – возразила Валентина. – У них есть ядерное оружие, а это удерживает другие страны от того, чтобы отвесить им оплеух, когда они того заслуживают… что бывает нередко.

– У тебя зуб на Россию?

– Зуб на Россию у Демосфена, – с показным равнодушием откликнулась Вэл.

– Хорошо, – сказал Питер. – Так пусть Демосфена не заботят ядерные арсеналы русских. Его должны волновать опасения, что Россия наложит руки на самое ценное оружие.

– На молекулярный дезинтегратор? – удивилась Вэл. – Межзвездный флот никогда не подведет его к Земле на расстояние выстрела.

– Да я не про Маленького Доктора, тупица! Я имею в виду нашего брательника. Нашего юного родича, уничтожающего цивилизации.

– Не смей говорить о нем так!

Лицо Питера озарилось насмешливой ухмылкой. Но за этим фасадом прятались гнев и боль. Вэл по-прежнему могла его ранить – просто показав, насколько сильнее любит Эндера.

– Демосфен напишет эссе о том, что Америка обязана забрать Эндрю Виггина к себе, на Землю, – забрать немедленно. Никаких задержек! Наша планета – слишком неспокойное место, чтобы Америка отказалась от гения величайшего полководца в истории.

В тот же миг Валентину захлестнула волна ненависти к Питеру. Отчасти потому, что она сразу поняла: его подход сработает намного эффективнее, чем уже написанное ею эссе. Вопреки ее собственному мнению, она не настолько впитала в себя личность Демосфена. Тот стопудово призвал бы к немедленному возвращению Эндера и его назначению в американский генштаб.

И этот призыв по-своему окажется не менее дестабилизирующим, чем призыв к развертыванию ядерных сил. За высказываниями Демосфена пристально следили соперники и враги Соединенных Штатов. Если он призовет к немедленному возвращению Эндера домой, они начнут предпринимать обратные действия и постараются удержать Эндера в космосе – а некоторые наверняка открыто обвинят Америку в агрессивных намерениях.

И тогда, через несколько дней или недель, настанет черед Локка выдвинуть компромиссное решение, достойное государственного мужа: оставить мальчика на космической базе флота.

Валентина точно знала причину, по которой Питер изменил мнение: все дело в глупой ремарке отца за ужином, напомнившей Питеру, что, как ни изворачивайся, он обречен навеки оставаться в тени Эндера.

Что ж, даже полный ноль в политике время от времени может выдать что-то полезное. Теперь Валентине не придется убеждать Питера в необходимости держать брата подальше от Земли. Это будет его собственной идеей, а она ни при чем.

И снова Тереза сидела на кровати и плакала. Вокруг были разбросаны распечатки статей Демосфена и Локка; она знала, что эти статьи не позволят Эндеру вернуться домой.

– Я просто не могу, – сказала она мужу. – Знаю, так нужно, понимаю так же хорошо, как и желание Граффа заставить нас это понять. Но я надеялась увидеть его снова. Правда надеялась.

Джон Пол сел рядом с ней и обнял:

– Это наше самое трудное решение в жизни.

– Труднее, чем отдать его тогда?

– И отдавать было трудно, но у нас не было выбора, – сказал Джон Пол. – Они бы в любом случае его забрали. А теперь… Знаешь, если бы мы вышли в Сеть и разместили видео, умоляя сына вернуться домой, – у нас был бы вполне реальный шанс.

– А наш малыш будет задаваться вопросом, почему мы так не сделали.

– Нет, он не станет.

– О, неужели ты думаешь, что Эндрю настолько сообразителен, что поймет, почему мы так поступаем? Почему не делаем ничего?

– А почему бы ему не понять?

– Да потому, что он нас совсем не знает, – сказала Тереза. – Он не знает, что мы думаем или чувствуем. Насколько он может судить, мы о нем просто-напросто позабыли.

– Во всей этой чертовщине хорошо одно, – заметил Джон Пол. – Нам все еще неплохо удается манипулировать нашими гениальными детишками.

– А, ты об этом, – отмахнулась Тереза. – Детьми манипулировать легко, когда они абсолютно убеждены в твоей глупости.

– Сильнее всего меня печалит то, что Локка считают ревностным сторонником Эндера. Когда псевдоним будет раскрыт, действия его будут выглядеть так, словно он по-королевски шагнул вперед, прикрывая собой брата.

– Питер, наш мальчик, – сказала Тереза. – Ох, он просто шедевр!

– Послушай, у меня родился философский вопрос. Я все размышляю: а что, если доброта – свойство неадекватное? До тех пор, пока большинство людей будут им обладать, а общественные правила будут его всячески продвигать в качестве добродетели, прирожденные правители будут иметь открытое поле для действий. И именно из-за доброты Эндера здесь, в нашем доме на Земле, у нас есть Питер?

– Но ведь Питер добрый, – с горечью произнесла Тереза.

– Ах да, я забыл, – согласился Джон Пол. – Он станет править всей планетой во благо всего человечества. Принесет себя в жертву. Чистейший альтруизм.

– Когда читаю его самодовольные эссе, меня порой тянет расцарапать ему лицо.

– Но он тоже наш сын, – сказал Джон Пол. – Такой же продукт смешения наших генов, как Эндер или Вэл. И не кто иной, как мы, втянул мальчика в это.

Тереза знала, что муж прав. Однако легче от этого не становилось.

– Но ему совсем не обязательно делать то, что он делает, с таким наслаждением, ведь так?

Кому: hgraff%[email protected]

От: [email protected]