- Как она вообще упала? Ты проверяла, как страховка закреплена?

- Не успела, она без моего разрешения полезла.

- Что?! - судя по тону Андрея, ничего хорошего меня не ждало, - Полина, мы тут не в игрушки играем, ты же могла серьезно покалечиться!

Он положил руку мне на плечо, пытаясь привлечь мое внимание, но я зашипела от боли.

- О, - странным голосом сказал Андрей и аккуратно пробежался пальцами по плечу и возле шеи, - на самом деле на перелом ключицы похоже.

- Ты серьезно?! – его девушка вскочила на ноги, - Перелом? Да меня же уволят! Еще и по судам затаскают из-за этой дуры малолетней. Я же говорила ей: дождись меня!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В её глазах блестели злые слезы.

Андрей быстро осмотрел мой страховочный пояс.

- Один карабин разомкнут. Странно, - сам себе проговорил он, а потом обратился ко мне, - Ты петлю вщелкивала в оба карабина?

- Я не помню, - пролепетала я в ужасе, - может и в один.

- В один карабин?! – снова закричала Маша, - Ты совсем больная? Да меня могли посадить из-за тебя, гребаной идиотки, да ты…

И тут изо рта этой милой девушки полилась такая отборная брань в мою сторону, что я просто съежилась и уткнулась лицом в коленки. Мне хотелось умереть. И ведь Маша права: я действительно дура. И сама чуть не убилась, и её подставила. А что сейчас думает обо мне Андрей, и представить страшно.

- Маша, - он сказал это тихо, но таким ледяным тоном, что девушка тут же заткнулась, - Она же еще ребенок.

А после этих слов мне захотелось залезть на стену вообще без всякой страховки и спрыгнуть вниз. Хуже уже точно не будет. По лицу градом покатились горячие соленые капли.

- Полина, не плачь, я знаю, что ты не специально, - парень аккуратно меня приобнял, стараясь не трогать место, где скорее всего был перелом, - Я сейчас позвоню Егору…

- Нет! – крикнула я, - Не надо!

Я не ребенок, и решения по поводу себя буду принимать сама. Мой косяк – мне и исправлять.

- Не надо звонить брату, - твердо сказала я, глотая слезы, - и не бойтесь, никаких проблем у Маши не будет. Я просто не буду говорить, что была на скалодроме. Скажу в травмпункте, что с велосипеда упала.

- Глупости, - оборвал меня Андрей.

- Ну почему сразу глупости, - с плохо скрываемой радостью проговорила Маша, - девочка все хорошо придумала. И это её решение, мы же не заставляем её так делать.

- Надо хотя бы Дарку сказать.

- Если позвонишь Егору, Локи, - зло прошипела я, в первый раз назвав его этим прозвищем, - я скажу, что это ты мне страховку закреплял. Он тебя тогда живьем съест.

Андрей ошарашенно посмотрел на меня, а потом неожиданно рассмеялся.

- Полинка, ну ты даешь! Давай я хоть в травмпункт с тобой съезжу.

- Да, хорошая мысль, - закивала Маша, - проследишь там за ней, ладно?

Боится, как бы я не рассказала врачам про скалодром. Да не буду, я что, совсем глупая? Как бы меня ни бесила эта девушка, в моем падении она не виновата точно. А вот поездка с Андреем в больницу – это настоящий подарок судьбы! Хоть и дорого – очень дорого! - оплаченный.

Мне 16. С того самого вечера, когда Андрей съездил со мной в больницу, я не видела его ни разу. Написал пару сообщений, чтобы узнать о моем самочувствии – и всё. Еще и брат, скотина такая, невовремя съехал от родителей. Теперь я и самого Егора-то редко вижу, не говоря уже о его друзьях.

Ключица (а она и правда была сломана) срослась за два месяца. Ни родители, ни Егор так и не узнали, где я её на самом деле повредила. Маша могла быть довольна! Её работе и репутации ничего не угрожало. Что еще? За этот год я, к сожалению, не перестала расти и стала еще выше, но зато хотя бы перестала быть такой худой: появилась грудь, округлилась попа, и, как следствие, одноклассники перестали обзываться и стали неуклюже со мной флиртовать. Смешные! Как будто мне кто-то из них интересен! Все мои мечты по-прежнему о Локи - об этом рыжеволосом боге. Как шкатулку с сокровищами, перебираю я перед сном драгоценные воспоминания: вот Андрей склоняется над моим столом, объясняя решение задачи; вот приобнимает за плечи на скалодроме, уговаривая не плакать. А вот держит за руку у кабинета травматолога, успокаивающе сжимая мои ледяные пальцы в своей горячей ладони. И стоит ли удивляться тому, что и во сне меня преследуют этот пронзительный взгляд голубых глаз. Только в моих снах Андрей смотрит на меня не как на ребенка, а как на желанную, самую любимую на свете женщину. И я плавлюсь, растекаюсь в огне этих глаз, а внутри все обмирает, становится горячим и влажным. И так обидно выныривать из этого сладкого мира сновидений в пустую реальность, где он далеко от меня.

В тот июльский вечер мы с девчонками с волейбола собрались погулять по Богдашке. Так называлась пешеходная улица в центре города, где тусовалась вся молодежь. Каких только компаний там не встретишь! Весь цвет общества: от гопников и готов до молодых поэтов и рок-музыкантов. Может, мы и рисковали немного, сверкая нашими длинными ногами в коротких юбках на виду у всей этой толпы, но на тот момент нас это заботило мало. Мы пили Колу, сплетничали, хихикали, как ненормальные, и ощущали себя самыми красивыми на свете. Вдруг мой взгляд выцепил знакомый образ. Не может быть! Это же…он! Я затормозила и ошарашенно уставилась на Андрея, в одиночестве сидящего на скамейке. Знакомые взъерошенные пряди блеснули в лучах закатного солнца медными бликами. В руках у него была бутылка виски, и он отпивал из горлышка янтарную жидкость так невозмутимо, будто это был не крепкий алкоголь, а обычный чай.

- Девочки, я вас покину, - бросила я своим и, едва справляясь с волнением, подошла к Андрею. Вблизи стало понятно, что он пьян. Впрочем, это было неудивительно, учитывая, что в бутылке оставалось чуть меньше половины. Другая половина, очевидно, уже плескалась в Локи, прилично затуманив его ясные голубые глаза.

- П-полина, - нетвердо выговорил он, как будто даже не удивившись, - а я вот. Пью.

- Я вижу, - вздохнула я и села рядом. Терпеть не могла пьяных, мне даже родной брат казался отвратительным в таком состоянии, но почему-то на Андрея это не распространялось. Я не испытывала привычного чувства гадливости от вида пьяного парня, скорее горячее сочувствие. Андрей же почти не пьет, значит, у него была веская причина сидеть тут и надираться в одиночестве.