Молодая чета поселилась в покоях, состоящих из спальни, кабинета князя и небольшой гостиной. Софью поместили в довольно просторную комнату во втором этаже. Кровать расположена была за ширмами, вполне в обычае того времени, а остальное пространство можно было использовать как гостиную.

Жизнь пошла своим чередом. Вставали рано утром и кушали чай. Затем Павел Петрович занимался хозяйством, принимая управляющего и довольно часто уезжая с ним в поле. Иногда Павел пропадал и на целый день, когда надобно было объехать все имение, и тогда сестры обедали в одиночестве. Объезжая все имение надобно было сделать 25 верст без малого и оттого, чтобы инспектировать его целиком, хоть время от времени, требовался целый день. Юлия занялась домом, но вскоре ей это показалось не так интересно, как поначалу. Ей хотелось праздников да гуляний, а приходилось надзирать в девичьей за плетением кружев да вязанием, бывать на кухне, следя за приготовлением блюд, принимать первые ягоды и приказывать варить варенье и многое другое, чем обычно наполнена деревенская жизнь.

Более того, весь столичный блеск из их жизни был удален. Павел расхаживал совсем по-домашнему, нося серый фрак, узкие панталоны и сапоги с английскими раструбами, дополняя этот костюм курткой из серого сукна и круглой шляпой для верховой езды. Спасибо, что не любил он халата и бумажного[2]ночного колпака. Но со временем перейдет он и к этим нарядам, как и всякий помещик, оседший в деревне. Теперь, пока он не собирался поселяться тут на веки, он все еще франтил, но, правда, очень по-простому.

Юлия же поначалу ни в какую не желала уступать светской привычке и наряжалась совсем по-городскому. Софья, которой простота пришлась по вкусу, легко перешла к капотам[3]из ситца или камлота, смотря по погоде, и к шалям с кружевами и вышивкой. Особенно полюбился ей индейский платок[4], найденный в одном из сундуков Юлией и переданный Софье, который был цвета «чижикова хвоста»[5], как уверял сестер Павел. Софья бы век жила в деревне, наслаждаясь простором, простыми домашними заботами, в которых вскоре заменила она в доме сестру, разбирая всякие споры, с которыми являлись к ней люди, признавшие, как ни странно, старшинство именно за ней, уговариваясь с поваром в кухне, с ключницей в людской, и прочее… Ах, это была несбыточная мечта. Вскоре ей предстояло вернуться в Петербург, к маменьке, и продолжать ту тягостную и бесцельную жизнь, которую она так не любила.

Но скоро этакая простая жизнь, наполненная заботам, и мужу, и жене прискучила.

Павел начал приглядываться к обеим дамам, неожиданно оказавшимся с ним под одной крышей. Он замечал и лень, и постоянное недовольство жены, которая только и требовала развлечений, но ничего не делала, чтобы хотя бы выдумать себе занятие. Вскоре она даже перестала одеваться и по целым дням расхаживала в халате по дому. Софья составляла резкий контраст с сестрой. Ее живая натура стремилась к какой-либо полезной деятельности и, если она не занималась домом, заботу о котором полностью передоверила ей Юлия, то непременно шла гулять или выезжала. В деревне она взялась учиться верховой езде и упросила зятя позволить ей это. Тот, правду сказать, боялся какого-нибудь несчастья, но после согласился, выделив самую смирную лошадь со своей конюшни, и поначалу сам отслеживал первые Софьины успехи, а потом приставил к ней опытного человека из своих людей.

Софья же проявила интерес и к его псовой охоте, которую держал он, как и многие помещики в округе. На псарне у князя содержалось, как и следовало для обычной охоты, две стаи гончих и четыре своры борзых. Итого, стало быть, по дюжине тех и других.

Вскоре Софья стала часто выезжать с ним верхом, уговаривая Юлию составить им компанию. Сестра всегда соглашалась и ехала рядом в коляске, которой быстро научилась управлять сама. Но затем и эти развлечения прискучили ей.

К тому же Юлия и Павел заметно охладели друг к другу. Он и вначале не питал к жене особых чувств, теперь же, приглядевшись к ее вялому характеру и привыкнув к ее красоте, он потерял и последний интерес к супруге. Юлия, поначалу страстно влюбленная в мужа, не то чтобы охладела к нему, но в ней стало зреть недовольство тем, как мало он проявляет к ней внимания. Она стала немного ревновать его к сестре, примечая его восхищенные взгляды, обращенные к Софье, лихо ездившей верхом. Супруги начали ссориться, и, поскольку Павел не привык уступать, да и не желал этого делать, ссоры их делались долгими. Они по нескольку дней не разговаривали, а после и вовсе стали жить по разным комнатам.

Затем Софья заметила, что хорошенькие сенные девушки, обитавшие в девичьей, не лишены были пристального внимания молодого хозяина. Поначалу она не обращала на это внимания, не понимая, по своей неопытности, значения его взглядов и жестов, направленных в сторону девичьей. Но, когда однажды Юлия с рыданиями прибежала к ней в комнату и выложила напрямую свои подозрения, которые уж давно перешли у нее в полную уверенность, и раскрыла глаза Софье на происходящее, то девушка была возмущена и шокирована безмерно. Она тут же хотела покинуть дом сестры, но та уговаривала ее остаться. Юлии теперь так нужна была поддержка! Так необходимо было присутствие сестры, ибо только ее присутствие в доме сдерживало страсть Павла.

— Пойми, дорогая, что одна только жена не в состоянии удержать его от безумств! Но, глядя на тебя, — говорила Юлия, — он постарается держать себя в руках, признавая, что общество незамужней девушки должно сдерживать его порывы!

— Но это же бесчестно! — воскликнула Софья. — И низко! Я не желаю… Не хочу быть этому свидетельницей… Кто бы мог подумать, что ваша семейная жизнь повернется таким образом…

— Соня, ну я умоляю тебя, — зарыдала сестрица, — ну прошу! Останься! Представь себе, что мне придется провести здесь несколько месяцев в полном одиночестве рядом с человеком, который на моих глазах будет открыто изменять мне!

— Но почему бы и тебе не уехать? — пылко спросила Соня. — Почему? Что тебя держит? Маменька, безусловно, примет тебя!

— Нет, это совершенно исключено, — при этих словах даже внешность сестры переменилась, стала строгой и неприступной. — Только подумай. Что скажут в свете! Да и я вовсе не собираюсь терять свое положение и состояние из-за распутного поведения мужа, собственно, это происходит со всеми или почти со всеми. Все мужья таковы!

— Какой ужас ты говоришь, Юля! — возмутилась Соня. — И ежели так ты рассуждаешь, то зачем мне оставаться рядом с тобой? Я вижу, что ты тверда и вовсе не страдаешь, как уверяла меня…

— Нет, я страдаю! — воскликнула Юлия. — Ты просто не понимаешь…

— Я понимаю, что ради положения в свете ты готова терпеть все это бесстыдство. Только я одного не могу понять, зачем князь женился на тебе? Для чего желал он этого брака, ежели теперь ищет развлечений с другими?