— Совесть у тебя есть? — риторически спрашиваю я, завалившись под теплый Дусин бок.

— Вот только совести мне и не хватало — говорит Евдокия и кладет голову на подушку. — Спи, давай.

И мы засыпаем, так и не дождавшись утра. За окном все еще темно и, кажется, ночь не намерена уходить. Совсем.

*****

Утро все же пришло, но не одно — вместе с ним пришел дождь. Причем, не просто дождь, а Отвратительный Дождь. Такие непременно бывают в ноябре — серые, нудные, хладнокровные, безнадежные.

В связи с этим обстоятельством, наш маленький домик набит под завязку — своими и чужими, что сделало его похожим на сказочный теремок. Обычно, при хорошей погоде, вся живность рассеивается по территории участка (весьма немаленькому), и незаметно, как нас много.

Но под дождем никто гулять не хочет. Даже знакомая Дусина лягушка забилась под деревянную крышку колодца, и сидит там суровая, как маленький Будда.

Что уж говорить о кошках. Те побросали все дела и потянулись в дом. Евдокия всё никак не могла закончить беседу с приятельницей у ворот — пришлось пригрозить, что закрою дверь, не дождавшись балаболки.

Последними успели протиснуться: изгнанный мною вчера паук, вымокший насквозь кузнечик, и две козявки без имени и фамилии, однако же пищащие «погодите, свои, свои».

И вот мы сидим, смотрим в окошко, как уныло мокнет на веревке не успевшая сбежать футболка, удерживаемая цепкими пальцами прищепок, как течет с крыши вода в большое корыто, что стоит на углу дома, как издалека, из соседского огорода, светятся желтыми фонариками позабытые всеми тыквы.

И, конечно же, все хотят есть. В такую погоду жизнь сосредоточивается вокруг холодильника, далеко от него стараются не отходить, чтобы не бегать зря туда-сюда. Дуся откушала тарелку каши, две сосиски, оладушку, куриную лапку, отполировала все это молоком и поинтересовалась, как скоро будет обед. Кошки напились молока, закусили сметаной и выстлали собой кухонные подоконники. С тем же вопросом в глазах, что и у Дуси.

Паук с кузнечиком ни на что не претендуют — и на том спасибо. Козявки ушли в кладовую — на обзорную экскурсию, как они сказали. Интеллигентки, похоже.

А дождь все стучит по окнам, и, чтобы не свалиться в депрессию, я затеяла тыквенный пирог. В награду тем, кто читает эти строчки, я расскажу, как это делается.

Натираем тыкву на средней терке (не той, что трет такими небольшими лепестками, и не той, что истирает продукт в кашу, а той, после которой получаются тоненькие нежные полосочки). Добавляем соль, сахар, яйцо, пару ложек творога, муку, разрыхлитель. Все перемешиваем, должно получиться тесто, как для оладьев, даже немного гуще. Смазываем маслом мультиварку (или другую имеющуюся у вас емкость), слегка посыпаем бока и дно сахарным песком (он в процессе выпечки карамелизируется и пирог будет иметь сладкую хрустящую корочку), выкладываем тесто, нажимаем кнопку «выпечка» и выставляем время на час.

Этот рецепт проверен временем. И мной. Пирог получается пышным, нежным, янтарного цвета и пахнет цветами.

PS любителям ванили не советую ее класть, чтобы не забить аромат тыквы.

PPS понадобится большая чашка натертой тыквы.

*****

Дождь — это время, когда можно вдумчиво вытереть пыль со шкафа, или разложить из коробок вещи, уложенные туда осенью (ощущение — как давно это было). Я решила начать с книг, призвав на помощь добровольцев. Они пришли, в количестве одной Дуси. Кошки рассматривают сны, сказали не будить до обеда.

Евдокия, как утка яблоками, нафарширована вопросами. Они щекочут ее изнутри, копятся, толпятся и просятся наружу. От чего у Дуси хронически удивленное лицо, и округло-приподнятые брови, похожие на два вопросительных знака.

В нашем доме за решение всех вопросов отвечаю я. Вот и сейчас ко мне обращены Дусины глаза.

— Как ты считаешь — спрашивает Евдокия — я — живая?

— Что за вопрос? Живее всех живых — бодро откликаюсь я, распаковывая коробку с книгами.

— А как ты определяешь — кто живой, а кто — нет? — продолжает интересоваться Дуся.

— Нннуууу… — задумчиво тяну я, пытаясь сообразить, куда лучше приткнуть томик Достоевского. — Всё живое — оно, как правило, двигается.

— А вот когда я уронила кактус на пол, ты кричала — как не стыдно! он ведь живой! ему больно! Но как же живой, если не двигается? — возражает Евдокия.

— Не двигается… — бормочу я, озадаченная упорным сопротивлением Федора Михайловича, не желающего становится между Александром Сергеевичем и Львом Николаевичем. — Двигается он, только очень медленно, глазом не видно. Помнишь, этот кактус был маленьким, как слива, а теперь — как апельсин. Растет потому что. Уйди, Дуся, не мешай. И так голова кругом. Тут еще этот не лезет.

— Кто не лезет? — интересуется Евдокия, проигнорировав мое «уйди».

— Да вот — говорю — «Идиот».

— Надо же — удивляется Дуся — а так по виду и не скажешь. Как ты догадалась?

— Никак. На обложке написано.

— Где? Где написано? — толкается носом Дуся.

Федор Михайлович вырывается из моих рук и, взмахнув страницами, летит на пол.

— Двигается — констатирует Евдокия. — Значит, живой.

Тут мое терпение заканчивается. Подхватив «Идиота» за шкирку, шлепаю им Дусю по заднице, и предлагаю ей категорически выйти вон. Она обижается и рысит на веранду — жаловаться кошкам. До меня доносится — «там она идиотов по полкам раскладывает».

— Ой, а зачем нам идиоты? — спрашивает простодушная Соня.

— Читать будем — поясняет Евдокия. — Этими, как их, долгими зимними вечерами.

— А обедать будем? — спрашивает Анфиса.

«Точно, есть хочется» — думаю я и иду разогревать обед. На нашей маленькой кухне образуется столпотворение из оголодавших масс. Раскладываю еду по тарелкам. Все с увлечением едят плов, и только Соня все на двери посматривает.

— Ты чего оглядываешься? — спрашиваю я.

— А идиоты будут с нами обедать?

*****

А вообще, с едой у нас не очень. Денег мало, я старательно экономлю и готовлю, в основном, еду для бедных, а именно, суп. Который терпеть не могу. И, как оказалось, не только я.

— Ты меня не любишь — говорит Евдокия, и решительно отодвигает тарелку с супом.

— Вот как? — удивляюсь я. — Сделай милость скажи, что должно быть в тарелке, чтобы ты чувствовала себя любимой?

Дуся вдохновилась:

— Ну, во-первых, косточка. Такая красивая говяжья косточка, которую выдают всем любимым собакам. Во-вторых, печёночка, ты ее кусочками жаришь, а потом зарываешь в кашу. Так вот, кашу не надо, только печёночку, много. В-третьих, мороженое. Ну и что, что зима? Разве зимой другое мороженое делают? В-четвертых…