Мне казалось, что ход верный. Теперь надо, не откладывая, реабилитировать память о Клаусе. Я продолжил работу. Вторая глава. Прелюдия. Короткий отрывок, в котором я придумал неожиданный ход, спасающий философа. Он не обманывал, рассказывая о расследовании. Клаус знает тайну и расскажет о ней — именно из-за тайны его убивают, — и эта тайна будет…

— Пошли? — Я вернулся к реальности. Лефур, директор филиала издательства Мессина «Воздушный шар», обращался ко мне. Мысленно я еще видел Хентца, громящего телестудию, а сам был на волосок от того, чтобы сделать то же самое с кретином Лефуром. Оставить тайну Клауса, когда я почти разгадал ее, какая потеря! — Пошли? — повторил Лефур.

Я кивнул. Мы встали, отодвинули стулья. Я был у Сциллы в пятницу, в обеденное время, и пытался вспоминать.

Вокруг меня стояли столики. В трех шагах — столик Клауса. Он поднял голову, увидел меня и сделал знак рукой, такой короткий и предназначенный только мне, что сидящие за столом ничего не заметили. Я не сразу осознал, что это настоящий Клаус, ибо вернулся издалека. Бибу, тайна философа, его смерть. Надо было забыть об этом и привести в порядок мысли. Я ответил неловким жестом. Клаус почувствовал мое беспокойство. Он продолжал разговор за столом, но глазами следил за мной. В них я прочел вопрос: все нормально? Я уверенно встретил его взгляд. Все-таки смерть хотя бы и придуманного Клауса была непереносима. Такой восторг воображения аморален. Как обычно, я подмигнул ему, казалось, что это успокоило его, но оставило равнодушным.

Так оно и было, потому что он вновь обратился к своим собеседникам:

— Этот век ничего не стоит! Все, что опубликовано за сотню лет, заслуживает или костра, или суда.

Конец обвинения беспощадного Клауса Хентца. Поль Мессин, наследный президент одноименных издательств склонился над тарелкой и выглядел раздраженным. Реагировать — значит еще больше омрачать настроение, и без того недовольных гостей.

Я проскользнул как тень. Мессин повернулся ко мне спиной. Гости молчаливо истребляли десерт: сладко-соленое пирожное — шедевр за подписью Сциллы. Клаус сидит напротив Мессина, рядом с ним Антуан Форткаст, исполнительный директор издательств Мессина, а если добавить еще и Гайара — директора Soupirs, то в сборе самые влиятельные люди этих издательств.

Миновав их стол, я поддался искушению и обернулся. Клаус не ел и, увидев меня, окликнул:

— Матиас!

Поль Мессина бросил взгляд через плечо. Это он открыл меня и даже мой сайт. И вот Скриб перед ним. Имя было обещающим, а результаты сомнительными. Три опубликованные книги. Первую проигнорировала критика, но не публика. Первоначальный тираж? Не ищите, Поль. Три тысячи экземпляров и несколько переизданий. В общей сложности семьдесят шесть тысяч шестьсот. Бухгалтер настаивал на переиздании и, протягивая чек со многими нулями, пожелал успеха как у Корнеля.

Мессин вспоминал. «Загадка», первый роман Матиаса Скриба, был близок к успеху (не забудьте, Поль, переиздание в карманном формате). Мессин, конечно, этого не забыл. Он помнил все, включая продолжение. «Опасность» — мой второй роман — не достиг тиража и в десять тысяч. Критика убийственная. «Синдром вторичного романа…» Я не заметил волнующего нюанса между словами «вторичный» и «второй». Второй предполагает продолжение. Вторичный — как вторичное использование, — часть поточного производства. У Мессина пока не обеспокоились, но мое третье эссе «Река ада» уже сопровождалось настойчивыми советами ментора.

— Оставьте, пусть вылежится. Займитесь чем-нибудь еще, — советовали мне, но затем уступили, вспомнив успех первого романа. А был провал: продажа не превысила тысячи экземпляров.

Посыпались санкции. Мне предложили сократить тираж под предлогом реорганизации, издательской инерции, аналогий и не знаю чего еще. Пришлось передохнуть. «Пишите короткие тексты. Не зацикливайтесь. Лефур и его филиал «Воздушный шар» идеально подходят для вас». Рекомендовали писать рассказы, наверное, для того, чтобы публиковать мертворожденных. «Пообедайте с Лефуром. Познакомьтесь. Он потрясающий». Я в этом не сомневался. Смущало одно: «Воздушный шар» — филиал, который упоминают в подзаголовке и печатают малюсенькими буквами. Я мог бы резюмировать: тираж конфиденциальный. Меня выставили за дверь без лишних разговоров. Разрыв, издательство освобождает место настоящим писателям. Тактика ясна. Если я откажу Лефуру, то с сожалениями, объяснениями и попытками прийти к соглашению после долгого молчания объявят:

— Возможно, мы и ошибаемся, но ты свободен и можешь идти на все четыре стороны.

Однако, увидев меня сейчас, Поль Мессин положил вилку с салфеткой и протянул руку. Пока еще я был одним из его авторов. К тому же Клаус Хентц, известный философ, поздоровался со мной с явной симпатией. Поль Мессин чувствовал себя обязанным.

Я увидел на запястье президента серебряные часы, с которыми он никогда не расставался. Я знал, что на оборотной стороне корпуса выгравированы две переплетенные буквы «М». Часы принадлежали деду Поля Мессина — Марселю Мессину. Талисман, фамильный стяг, который на смертном одре доверил Полю дед, объявивший его, против всякого ожидания, продолжателем дела. Поль рассказал мне это по секрету, как и другим авторам, в те времена, когда «Загадка» побила все рекорды продаж. Тогда он опекал меня, ибо я внушал ему большие надежды. Мы обедали вдвоем. Задумавшись, Поль расстегнул браслет часов и рассказал о своем деде, скорее о том, что дед говорил о нем. Марсель считал, что возродится во внуке, и хотя Поль отличается легкомыслием и не имеет связей, но если примется за работу, то станет крупным издателем. Посмотрев на часы, Поль застегнул браслет. «Итак, за работу». Спектакль об избалованном наследнике был окончен.

— Вы тут?

Поль Мессин сделал вид, что это для него приятный сюрприз. Он приноравливался к тону Клауса, который поднял руку.

— Сюда!

Из-за того, что Хентц хотел этого, Мессин расщедрился:

— Проходите за наш столик.

Поль солидный издатель, сам себе хозяин, и мое неожиданное вторжение раздражало его. Все задвигали стульями, освобождая нам места. Радость встречи, общие приветствия, и Лефур, скромный начальник скромного филиала, выпал в осадок. Кофе за столом Мессина — такое не часто бывает.

Пока все обменивались приветствиями и рукопожатиями, Клаус не спускал с меня глаз. Он старался угадать причину моего беспокойства. Мессин принялся за свое ремесло и задал дежурный вопрос, демонстрирующий интерес к автору:

— Скажите нам, Матиас, когда появится ваша новая рукопись?

В его взгляде читалась уверенность, что у меня ничего нет. Это ничего, ничегошеньки, так у Скриба будет не всегда. Я ответил:

— В данный момент ничего нет.

Теперь Поль будет сравнивать мое «ничего» и «ничего» Клауса. Меня похоронят. Судьба подала мне знак, чтобы раззадорить мою параноидальную интуицию. Не дожидаясь моего ответа. Мессин повернулся к Хентцу. Догадайтесь зачем. И тут я передумал: у меня же есть название, начало романа, история философа, убитого из-за ужасной тайны. Конечно, этого мало, но мало — это больше, чем «ничего», которого от меня ждут.