– «Сынок, где твой глазик?» – спросит папа… – нашаривая мобилку в кармане ветровки, пробормотал он и писклявым детским голосочком сам себе ответил: – На веточку наделся, висит там и моргает! – Провёл по сенсору – яркий луч фонарика метнулся меж ветвей.

Скрюченный, как лапа монстра, и острый, как копьё, сучок торчал в миллиметре от Севкиного глаза!

– Всё-таки есть у меня чутьё… какое-никакое… – Замерев и почти не дыша, парень моргнул раз… другой… и аккуратно-аккуратно отвёл голову в сторону. Опустил луч фонарика вниз…

– Глазик моргает… Ну и воображение у тебя, Севка! – прохрипел распростёртый на земле Славка. – На голову мне не наступи, пожалуйста… – Он сплюнул лезущую в рот тину. И ещё глубже ушёл в полужидкую землю.

Его вытянутые вдоль собственных ушей руки уходили в затянутое слоем ряски болотное «оконце» меж стволами деревьев, а пальцы намертво вцепились в капюшон Вовкиной ветровки, удерживая младшего брата над чёрно-зелёной жижей.

– Так получилось, – прошептал Вовка, испуганно глядя на Севу.

Мгновение Сева глядел на них… и сделал шаг назад. И второй. Увидел, как в одинаковом ужасе глаза братьев распахиваются широко-широко…

«Вот дурачки!» – подумал он, цепляясь ногой за ствол сосенки… и рывком выдергивая широкий кожаный ремень из джинсов.

– Блуп! – Чёрный пузырь выдулся над жижей и лопнул у самого уха, и даже бульканье его звучало издевательски. Вроде как «держитесь, цепляйтесь, всё едино мои будете!».

– Т… товарищ комиссар! – прозвенел отчаянный детский голосок, и на словно плавающем в болотной жиже лице распахнулись полные ужаса глаза. – Вы должны меня бросить! Вы наш командир, ваша жизнь гораздо ценнее…

– Молчать, боец, блуп! Замри! – простонали в ответ – казалось, что отвечает соседняя кочка. Только если очень внимательно присмотреться, можно было различить, что никакая то не кочка, а ещё одно лицо: над чёрной поверхностью трясины виднелась запрокинутая голова – болотная жижа уже подступила к самому рту, – да ещё держащаяся за жердь рука. Вторая рука вцепилась в скользкий от тины ворот, удерживая над болотом второго человека – поменьше и полегче. Может, только поэтому они оба ещё оставались на поверхности. А может, потому, что старшего и более крупного тоже держали. Протянутые руки третьего были полностью залиты болотной жижей, но ясно, что он успел ухватить тонущего под мышки. И теперь отчаянно держит, не в силах сдвинуться ни туда, ни сюда – поросшая травой земля оказалась коварной и проседала под распростёртым на ней телом, с довольным чавканьем втягивая его в себя. Медленно, вкрадчиво. Трясина не торопилась.

– Чуешь, пионерия, не агитируй в болоте за советскую власть! – поворачивая голову, чтоб жидкая земля не лезла в рот, проворчал этот третий.

– Если сейчас скажешь, что бога нет, я тебя сам утоплю! – злобно простонал ещё один голос. Четвёртый в безумной людской цепочке тоже лежал на животе – единственный, кто и впрямь остался на твёрдой земле и даже в относительно устойчивой позиции: ноги его обхватили тонкий ствол растущей на кочке сосенки, а пальцы намертво, до белизны вцепились в щиколотки товарища. Рядом валялась брошенная жердь.

Глаза первого, мелкого, утопленника сверкнули непримиримым огнём… но он промолчал. Топь булькнула предвкушающе.

Понять, что тут случилось, было несложно: четверо след в след шли по болоту, прощупывая жердями себе путь, пока один злым случаем не соступил с тропы, тут же ухнув в трясину по самую маковку. Сдаётся, тот, кого назвали «товарищем комиссаром», попытался поймать его за ворот, но ненадёжная тропа под двойной тяжестью подалась… и в болоте оказались двое. Бросившиеся на помощь товарищи успели удержать этих двоих над трясиной… но и только.

– Так, панове, а что это мы разлеглись?! – пробормотал третий. – Я понимаю, что за грязевые ванны в Баден-Бадене анемичные панны великие гроши плотют, но так то же не та грязь, а вы не те панны! Гей, хлопче… – Он дёрнул ногой, показывая, к кому обращается. – А отпусти-ка ты меня…

Вместо ответа пальцы на его щиколотке только сжались крепче.

– Не крои з себя дурныка! – на этот молчаливый ответ фыркнул он – от фырканья из-под носа вылетел фонтанчик мокрой земли. – Сразу не потону, да и этих двух шлимазлов удержу, а ты давай с жердинами туда – пионерию вытащишь, комиссара вместе как-нибудь…

– Понял, дядь Йосип! – Пальцы на щиколотках медленно, с усилием разжались. Цепляясь за сосенку, четвёртый поднялся. Вымазан он был меньше напарников, можно было понять, что это паренёк лет пятнадцати или даже постарше, просто изрядно поголодавший, а потому тощий. Облепленная грязью и тиной одежда с чужого плеча болталась на нем, как на пугале. На носу криво сидели покорёженные очки с битым стёклышком. Парень провёл по ним рукавом, пытаясь отчистить, только растёр грязь, плюнул, подхватил сразу две жердины – и запрыгал. Прыжок – перемахнуть через обманчиво-зелёную «лужайку», ухватиться за деревце, прижаться к нему всем телом, переждать, пока перестанет качаться потревоженная земля, и снова – прыжок! Лишь бы жерди не уронить. Не уронил. Уже за третье деревце он снова уцепился ногами и аккуратно улёгся поверх коварной зелени. Земля под ним качнулась – туда-сюда, будто люлька младенца. В груди полыхнуло ужасом – точно сразу и жаром, и холодом обдало, а в руки и ноги словно что-то толкнуло: вскочить, бежать, не оглядываясь! Он не может помочь, только сам пропадёт!

– Не тот я гусь, чтоб драпать! – Парень до крови закусил губу, чтоб болью перебить ужас.

– Он за помощью… – жалобно простонали из болота.

– Сказано тебе молчать, пионерия! И не вздумай тут выступать, что комиссара первым вытягивать надо. Тяжеловат комиссар, не вытянет. Давай, хлопче…

Парень попытался кивнуть, ткнулся физиономией в грязь… и почувствовал, как погружается. Давя новый приступ паники, начал медленно, аккуратно выдвигать жерди вперёд. Вот они с шелестом скользнули по зелени, вот разрезали чёрную воду болота.

– Тяни руку, боец! – Приказ стегнул хлыстом, жижа на миг вспучилась, чёрная рука рванулась из болотного плена… пальцы схватили воздух возле самой жердины… Короткий вскрик… и едва отделившаяся от толщи болот чёрная фигура канула вниз, в жадно, со свистом засасывающую топь!

– А-а! Блуп! – И снова… – А!

Точно подброшенная, чёрная фигура возникла снова, руки отчаянно вцепились в жерди, и она поползла… из судорожно раззявленного рта текла болотная жижа, а из глаз – слёзы!

– Товарищ комиссар! – взвыл Йосип – от толчка комиссар разом ухнул в топь, только руки ещё хватались за плавающую поверху жердь. Вцепившегося ему в ворот Йосипа поволокло следом, с головой окуная в вонючую воду.

– Товарищ комиссар! – Парень рванул спасённого к себе, тот врезался ему головой в грудь, и оба отлетели, со всей силы приложившись об дерево. Сверху посыпались иголки. – Товарищ…

Чёрная вода покрылась мелкими пузырями… над ней ещё раз мелькнуло лицо комиссара и…