Талавайн робко отпрянул. Судя по всему, маскарад удался на славу. Может быть, даже слишком.

Парень с бородой с трудом поднялся. Сидя он казался выше. Понятно, почему он так задается. Низкорослый мужчина, который хочет снискать уважение.

— Не кривляйся ты так! Ты всего лишь шлюха, каких полно! Иди сюда, сегодня я проливал кровь, теперь хочу развлечений!

— Но для меня тоже настали дни крови, — ответил Талавайн, потупив взгляд. — Прошу прощения, что не могу быть вам полезной, благородный воин.

— Мне это не мешает, — воин, пошатываясь, сделал шаг в его сторону, когда Матаан схватил его за шиворот.

— Оставь ее, Арикан, или ты хочешь замарать нашу победу, обесчестив женщину?

— Меня едва не растоптало одно из этих серых чудовищ. Я много часов сражался в стене щитов, замарав себя при этом кровью, дерьмом и мозгами убитых врагов, — Арикан оттолкнул руку Матаана.

Он стал пробираться между лежащими на коврах и подушках воинами, с любопытством наблюдающими за происходящим. Один из мужчин обнимал девушку в слегка задравшемся платье. Он первым принялся подзадоривать Арикана, потом присоединились остальные. И вот вскоре все в палатке ревели, что мужчина должен взять себе то, что хочет. Капитан вытянул руки и поклонился, словно актер, благодарящий публику за аплодисменты.

— Думаю, — звучным голосом заявил Арикан, — моя честь сегодня пострадала достаточно, когда я, всхлипывая, полз между ногами головохвоста, который все норовил растоптать меня. А еще я думаю, что женщину, которая давным-давно продала свою честь, уже нельзя обесчестить.

Его слова сопровождались громогласным одобрительным ревом.

Тем временем Матаан встал и вышел из шатра. Он пристально поглядел на Талавайна. Князь рыбаков был трезв, сомнений в этом быть не могло.

— Встанешь сзади, Матаан, — заплетающимся языком произнес Арикан и схватил Талавайна за руку.

— Постой, друг мой! В этот темный полуночный час эта женщина пробирается в шатер гофмейстера Датамеса, — прошептал ему Матаан очень тихо, чтобы все остальные пьянчуги не услышали. — Она любовница золотоволосого франта, который обладает самым большим влиянием при дворе и о котором к тому же еще говорят, будто вчера он сражался так, словно в него вселился демон. Ты уверен, что тебе нужна именно эта женщина? Я не стану удерживать тебя, если ты так хочешь взять ее себе. Но думаю, еще до следующего захода солнца ты будешь лежать в одной из длинных ям, в которых будут хоронить тысячи погибших в этой битве. Неужели прихоть твоего члена действительно стоит таких жертв?

Капитан так посмотрел на Талавайна, словно обжегся.

— Надо было сразу сказать, ты… ты… — Он обернулся к своим товарищам и громко расхохотался. — Спасибо за предупреждение, сатрап. Клянусь бивнями человека-вепря, от нее можно подцепить что похлеще, нежели парочка капель крови из члена… Таких баб надо гнать в три шеи! Ты убьешь больше мужиков, чем сотня лувийцев! — И с этими словами Арикан вернулся в шатер, где его встретили насмешливые издевки.

Облегченно вздохнув, Талавайн собрался было удалиться, однако Матаан удержал его. Князь рыбаков был выше и склонился к нему, так что он почувствовал его кислое дыхание.

— Я знаю Кацуми, за последние несколько лун она не однажды почтила меня своим присутствием. Не знаю, зачем вы надели ее одежды и крадетесь через весь лагерь, но я выясню это, гофмейстер, — Матаан говорил сдержанно и тихо, но от этого его слова не стали менее значимы.

— Я объясню вам в свое время, для какой важной миссии служит этот маскарад, — серьезно ответил эльф. По лицу Матаана промелькнула тень сомнения. Талавайн удовлетворенно отвернулся и пошел прочь.

Он покинул лагерь без дальнейших происшествий и затесался в длинные ряды тех, кто тащил добычу с поля боя. Шлемы и нагрудники из полированной бронзы, железные наконечники для копий, тюки окровавленной одежды и запыленные сандалии. Между воинами и торговцами длинными рядами шли пленные. Большинство были обнажены, некоторым надели на головы мешки. Мужчины с суровыми лицами и суковатыми дубинками гнали их в рабство.

Талавайн вспомнил об угрозе Матаана. Сатрап входил в число ближайших доверенных особ бессмертного Аарона. Нужно было придумать что-нибудь получше. Матаан опасен. Эльф знал, что разумно будет больше не возвращаться ко двору бессмертного Аарона. Он довольно насмотрелся на варварство детей человеческих. Он провел здесь бесчисленное множество лет. Положение шпиона Голубого чертога становилось слишком опасным. Но он хотел увидеть, как Аарон воспользуется победой. Еще один, последний раз он побудет его гофмейстером. Он должен повлиять на правителя, прежде чем тот предстанет перед девантарами. Вчерашняя битва изменила расстановку сил в мире. Теперь среди семерых бессмертных был один первый среди равных. Это может иметь тяжелые последствия для Нангога и Альвенмарка. И поэтому в Голубом чертоге должны узнать об этом сегодня же.

Ишта перешагнула через неглубокую яму, в которой лежал скрючившийся труп. Неподалеку грязно-желтый пес недовольно косился в ее сторону, словно опасался, что она пришла, чтобы украсть у него мертвечину.

Девантар невольно улыбнулась.

— Я охотница. Я не ем то, что убивают для меня другие, — она поглядела на лагерь, ярко освещенные шатры которого напоминали издалека огромные лампионы. Даже сюда доносились разнузданные крики пьяных и звонкий смех кутящих с ними женщин. Странные они, эти дети человеческие. Наверняка, каждый из них потерял сегодня друзей на поле битвы, но они все равно пируют — с того самого момента, как зашло солнце. Ишта любила смертных. Созерцание их возни действуют так освежающе. У них все постоянно меняется. Ей нравилось наблюдать за ними и подталкивать все к новым и новым глупостям. Это составляло всю ее жизнь.

Твердыми шагами она пошла по направлению к лагерю. Она приняла облик гофмейстера. Она умела замедлять течение времени, как очень любил поступать ее брат, Белый волк. Но плести подобное заклинание стоило больших сил, чем того стоила задача сегодняшней ночи.

Полночь давно миновала. После битвы ее братья и сестры совещались слишком долго. Из-за нее… Глупо было обезглавливать бессмертного на глазах у тысяч детей человеческих. Глупо и непростительно. Одно-единственное мгновение неконтролируемого гнева разрушило плоды трудов многих веков. Бессмертный простился с жизнью! Что ж, это хоть была казнь от руки девантара, защищалась она. В то время как ее брат, уродливый Кузнец, потребовал того же наказания, которое когда-то постигло их сестру Анату после того, как она связалась с небесным змеем.

Ишта тяжело вздохнула. Львиноголовый страстно возражал ей. Редко доводилось ей видеть его в подобном гневе. То, что смерть бессмертного Муватты произошла от руки одного из них, не исправляет дела, говорил он. Напротив, они навредили даже самим себе. Разве казнь не доказывает, что ошибаются даже они, боги? Ведь они возвысили Муватту до бога среди людей, а тут оказалось, что он недостоин этой чести. Как они могли так ошибаться! И сколько пройдет времени, прежде чем первые дети человеческие зададутся вопросом, не могут ли ошибаться девантары и в других вещах?