О возможных печальных последствиях тогда практически никто не задумывался — идею абсолютной безопасности атомной энергетики рекламировал сам А.П. Александров, глава Академии наук СССР. Никто из ученых не решался всерьез спорить с ним, и лишь в другом ведомстве нашлись люди, поставившие под сомнение компетентность проектировщиков и строителей будущей крупнейшей атомной станции. Речь идет, конечно же, о Комитете Госбезопасности.

Одновременно со строительством ЧАЭС в Припяти развернулся городской отдел УКГБ. Делами на самом объекте занимался 3-й Отдел 2-го Управления контрразведки. В его компетенцию входил сбор данных о строительстве станции, ее работе, сотрудниках и возможностях диверсионной и прочей деятельности вражеских разведок. Первым документом Отдела, располагавшего классными аналитиками, стала справка от 19 сентября 1971 года, в которой оценивались технические характеристики будущей ЧАЭС. В ней отмечалось отсутствие у Минэнерго Украины опыта эксплуатации подобных сооружений, низкий уровень подбора кадров, недостатки при строительстве. Тогда чекистов никто не стал слушать. В 1976 году киевское УКГБ направило спецсообщение руководству ведомства о «систематических нарушениях технологии проведения строительно-монтажных работ на отдельных участках строительства». В нем приводятся убийственные данные: несвоевременно поставляется техническая документация от проектировщиков, сварные трубы Кураховского КМЗ полностью непригодны, но приняты руководством станции, бучанский кирпич для строительства помещений имеет прочность в 2 раза ниже нормативной, и т. д. Бетон для бака жидких радиоактивных отходов(!) был уложен с нарушениями, грозившими утечкой, а его обшивка оказалась деформированной. Заканчивалось сообщение, как водится, несовершенством охраны от возможных диверсантов, которую доверили сплошь пенсионерам — вохровцам. Но «глас вопиющего чекиста» утонул в пустыне бездействия. Первый секретарь Компартии Украины и фактически хозяин республики Владимир Щербицкий на предупреждения председателя КГБ УССР Виталия Федорчука реагировал весьма вяло, посылая на станцию очередную «дежурную» комиссию. Ну, ей-богу, не останавливать же стройку из-за того, что сварное оборудование наших югославских друзей из «Энергоинвеста» и «Джуры Джуровича» оказалось бракованным! А то, что при высоких температурах создается угроза аварии — это ж еще доказать надо…

Тем временем в 1983–1985 годах на ЧАЭС произошло 5 аварий и 63 отказа основного оборудования. А целая группа работников КГБ, предупреждавших о возможных последствиях, получила взыскания за «паникерство и дезинформацию». Последнее донесение датировано 26 февраля 1986 года, ровно за 2 месяца до аварии, о недопустимо низком качестве перекрытий 5-го энергоблока.

Шли предупреждения и со стороны ученых. Профессор Дубовский, один из лучших специалистов СССР по ядерной безопасности, еще в 70-х предупреждал об опасности эксплуатации реактора такого типа, подтвердившейся во время аварии на Ленинградской АЭС в 1975 году. В тот раз только случайность спасла город от катастрофы. Сотрудник Института атомной энергии В.П. Волков забрасывал руководство докладными о ненадежности защиты реактора РБМК и предлагал меры по ее совершенствованию. Руководство бездействовало. Тогда настырный ученый дошел до директора Института академика Александрова. Тот назначил экстренное совещание по этому вопросу, которое почему-то не состоялось. Больше обращаться Волкову было некуда, поскольку его всесильный начальник возглавлял тогда заодно и Академию наук, то есть был высшей научной инстанцией. Еще одна отличная возможность пересмотреть систему безопасности была упущена. Уже позже, после аварии, Волков со своим докладом пробьется к самому Горбачеву и станет изгоем в своем Институте…

27 марта 1986 года в газете «Літературна Украiна» вышла статья Любови Ковалевской «Не частное дело», мало кем замеченная. Это потом она произведет фурор на Западе и послужит доказательством неслучайности произошедших событий, а пока юная журналистка с пылкостью, свойственной тем перестроечным годам, бичевала нерадивых поставщиков: «326 тонн щелевого покрытия на хранилище отработанного ядерного топлива поступило бракованным с Волжского завода металлоконструкций. Около 220 тонн бракованных колонн выслал на монтаж хранилища Кашинский ЗМК. Но ведь работать так недопустимо!» Основную причину аварии Ковалевская увидела в процветавшей на станции семейственности и круговой поруке, при которой ошибки и халатность сходили начальству с рук. Ее, как водится, обвинили в некомпетентности и стремлении сделать себе имя. До проведения авантюрного эксперимента на четвертом блоке оставались считаные недели…

И Аз видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и Аз услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри.

(Апокалипсис, 6)

Его программа, назначенная на 25 апреля, тоже была призвана экономить — речь шла об использовании энергии вращения турбины в момент остановки реактора. Условиями проведения было предусмотрено отключение системы аварийного охлаждения реактора (САОР) и снижение мощности. Вопросы поведения реактора и его защиту на таких режимах создатели до конца так и не проработали, оставив прерогативу принятия решений персоналу станции. Персонал действовал как мог, подчиняясь условиям испытаний, утвержденным наверху, и делая роковые ошибки. Но можно ли ставить в вину простому инженеру последствия, не предусмотренные физиками и академиками-конструкторами? Как бы то ни было, обратный отсчет был уже пущен, и хроника эксперимента превратилась в хронику необъявленной трагедии:

25 апреля

01 ч. 06 мин. Начало снижения мощности энергоблока.

03 ч. 47 мин. Тепловая мощность реактора снижена и застабилизирована на уровне 50 % (1600 МВт).

14 ч. 00 мин. САОР (система аварийного охлаждения реактора) отключена от контура циркуляции. Отсрочка выполнения программы испытаний по требованию диспетчера «Киевэнерго» (САОР в работу введена не была, реактор продолжал работать на тепловой мощности 1600 МВт).

15 ч. 20 мин. — 23 ч. 10 мин. Начата подготовка энергоблока к проведению испытаний. Ими руководит заместитель главного инженера Анатолий Дятлов — жесткий волевой начальник и один из ведущих в стране специалистов-атомщиков. Он метит на кресло своего босса Николая Фомина — партийного выдвиженца, собирающегося на повышение, и успешный эксперимент может приблизить его к цели.

Биографическая справка

Дятлов, Анатолий Степанович (3.03.1931 — 13.12.1995). Уроженец села Атаманово Красноярского края. В 1959 г. с отличием окончил МИФИ. Работал в Сибири на установке реакторов атомных подводных лодок, где произошла крупная авария. Получил дозу облучения 200 бэр, а его сын погиб от лейкемии. На Чернобыльской АЭС — с 1973 года. Дошел до ранга заместителя главного инженера и считался одним из сильнейших специалистов станции. Осужден в 1986 году по статье 220 УК РСФСР сроком на 10 лет как один из виновников аварии на четвертом блоке. Получил дозу облучения 550 бэр, но остался в живых. Освобожден через 4 года по состоянию здоровья. Умер от сердечной недостаточности, вызванной лучевой болезнью. Автор книги «Чернобыль. Как это было», где обвинил в аварии конструкторов реактора. Награжден орденами Трудового Красного Знамени и Знак Почета.