Д’Артаньян уставился на него во все глаза, не сразусообразив, что имел в виду трактирщик. Потом ему пришло в голову, чтолюбвеобилие покойного государя и в самом деле вошло в поговорку, а незаконныхотпрысков Беарнца разгуливало по Франции достаточно для того, чтобы составитьиз них роту гвардии.

– Почему вы так решили, милейший? – спросил он сравнодушно-загадочным видом, польщенный в душе.

Трактирщик расплылся в улыбке, крайне довольный своейпроницательностью и остротой ума.

– Ну как же, ваша светлость, – сказал он ужеувереннее. – Я – человек в годах, и в свое время через мои руки прошлонемало монет с изображением покойного короля. Вот, изволите ли видеть, сходствонесомненное…

Он двумя пальцами извлек из тесного кармана серебрянуюмонету в полфранка, вытянул руку, так что монета оказалась на значительномудалении от глаз, и взором знатока окинул сначала профиль покойного Беарнца,потом д’Артаньяна. И заключил с уверенностью, свойственной всем заблуждающимся:

– Тот же нос, та же линия подбородка, силуэт…

Д’Артаньян, напустив на себя вид скромный, но вместе с темвеличественный, смолчал, сделав тем не менее значительное лицо. Он не спешилобъяснять трактирщику, что есть некие черты, свойственные всем без исключениягасконцам, так же как, к примеру, фламандцам или англичанам – очертания носа иподбородка, скажем… В конце-то концов, сам он ни словечком не подтвердилумозаключения трактирщика, так что совесть его, пожалуй что, чиста. Вот если быон собственной волей произвел себя в самозванные потомки Беарнца…

– Есть вещи, любезный трактирщик, о которых следуетпомалкивать, – сказал он значительно. – Негоже мне сомневаться вдобродетели моей матушки…

– О, я все понимаю, ваша светлость! – заверилтрактирщик живо. – Значит, вы изволите держать путь в Париж…

– Да, вот именно. Но я не хотел бы…

– Вы можете быть уверены в моей деликатности, –заверил хозяин. – Я многое повидал в жизни. Ваш скромный вид, ваша, с позволениясказать, лошадь… Что ж, это умно, умно… Никому и в голову не придет, что подличиной такого вот…

– Что вы имеете в виду? – вскинулся д’Артаньян,которому кровь ударила в голову.

– О, не сердитесь, ваша светлость, я лишь хотелсказать, что вы великолепно продумали неприметный облик, когда пустились впутешествие… И все же… Быть может, вам понадобится слуга? Негоже стольблагородному дворянину, пусть и путешествующему переодетым, самому заниматьсяиными недостойными мелочами…

– Слуга? – переспросил д’Артаньян. – А что,вы имеете кого-то на примете?

Предложение хозяина пришлось как нельзя более кстати, ибопрекрасно отвечало его собственным планам. Явиться в Париж в сопровождениислуги означало бы подняться в глазах окружающих, да и в собственных, на некуюступень…

– Имею, ваша светлость, – заторопилсяхозяин. – У меня тут прижился один расторопный малый, которого я бы вам спревеликой охотой рекомендовал. Право слово, из него выйдет толковый слуга, воттолько сейчас у него в жизни определенно наступила полоса неудач…

Он так многозначительно гримасничал, что д’Артаньян, начинаякое-что понимать, осведомился:

– Он вам много уже задолжал?

– Не особенно, но все же… Два экю…

Ощутив некое внутреннее неудобство, но не колеблясь,д’Артаньян решительно вынул из кошелька две монеты и царственным жестомпротянул их хозяину:

– Считайте, что он вам более не должен, любезный.Пришлите его ко мне сию минуту.

Его невеликие капиталы таяли, но сейчас были вещи и поважнеетощавшего на глазах кошелька… Хозяин, выскочив за дверь, почти тут же проворновернулся в сопровождении невысокого малого, одетого горожанином средней руки, слицом живым и смышленым. На д’Артаньяна он взирал со всем возможным почтением.Тот, надо сказать, представления не имел, как нанимают прислугу. На его памятив родительском доме такого попросту не случалось, те немногие слуги, чтоимелись в доме, были взяты на место еще до его рождения и всегда казалисьд’Артаньяну столь же неотъемлемой принадлежностью захудалого имения, каквысохший ров и обветшавшие конюшни. Однако он, не желая ударить в грязь лицом,приосанился, сделал значительное лицо и милостиво спросил:

– Как тебя зовут, любезный?

– Планше.

– Ну что ж, это легко запомнить… – проворчалд’Артаньян с видом истинного барина, для которого нанимать слугу было столь жепривычно и естественно, как надевать шляпу. – Есть у тебя какие-нибудьрекомендации?

– Никаких, ваша милость, – удрученно ответилмалый. – Потому что и не приходилось пока что быть в услужении.

Д’Артаньян подумал, то они находятся в одинаковом положении:этот малый никогда не нанимался в слуги, а сам он никогда слуг не нанимал.Однако, не желая показать свою неопытность в подобных делах, он с задумчивымвидом покачал головой и проворчал:

– Нельзя сказать, что это говорит в твою пользу…

– Ваша милость, испытайте меня, и я будустараться! – воскликнул Планше. – Честное слово!

– Ну что ж, посмотрим, посмотрим… – процедилд’Артаньян с той интонацией, какая, по его мнению, была в данном случае уместна. –Чем же ты, в таком случае, занимался?

– Готовился стать мельником, ваша милость. Так ужполучилось, что я родом из Нима…

– Гугенотское гнездо… – довольно явственнопробормотал хозяин.

– Ага, вот именно, – живо подтвердилПланше. – Доброму католику там, пожалуй что, и неуютно. Вот взять хотя бымоего дядю… Он, изволите ли знать, ваша милость, поневоле притворялсягугенотом, так уж вышло, куда прикажете деваться трактирщику, если ходят к немув основном и главным образом гугеноты? Вот он и притворялся, как мог. А потом,когда он умер и выяснилось, что все эти годы он был добрым католиком, гугенотыего выкопали из могилы, привязали за ногу веревкой и проволокли по улицам, апотом сожгли на площади.

– Черт возьми! – искренне воскликнулд’Артаньян. – Куда же, в таком случае, смотрели местные власти?

– А они, изволите знать, как раз и руководили всемэтим, – поведал Планше. – Вы, ваша милость, должно быть, жили вдалекеот гугенотских мест и плохо знаете, что там творится… Особенно после Нантскогоэдикта, который они считают манной небесной…

– И что же дальше?

– А дальше, ваша милость, не повезло уже мне. Вам недоводилось слышать сказку про мельника, который на смертном одре распределилмеж сыновей наследство таким вот образом: одному досталась мельница, второму –мул, а третьему – всего-навсего кот?

– Ну как же, как же, – сказал д’Артаньян. – Внаших местах ее тоже рассказывали…

– Значит, вы представляете примерно… Вообще-то, у насбыло не совсем так. Надо вам сказать, двух моих младших братьев отец отчего-тонедолюбливал, бог ему судья… И мельницу он оставил мне, старшему, а им –всего-то по двадцать пистолей каждому. Только им такая дележка пришлась не понутру. Хоть отец мой и был открытым католиком и нас, всех трех, так жевоспитывал, но мои младшие братья, не знаю уж, как так вышло, вдруг в одночасьеобъявились оба самыми что ни на есть гугенотами…