Элис распахивает красный холодильник и озвучивает ему содержимое:

– Сэндвич с ветчиной? Хлеб с паштетом? Хочешь, подогрею цветную капусту с сыром? Еще есть старый карри. С субботы. Какой сегодня день? Среда. Уверена, он в порядке. Он ведь должен быть в порядке? Разве не для этого изобрели карри? Чтобы сохранять мясо?

Ему тяжело усваивать информацию. Принимать решения. Он подозревает, что именно поэтому просидел на пляже больше двенадцати часов. Он знал, что у него есть варианты. Но не мог сложить их в единое целое. И вместо этого сидел, тупо погрузившись в себя. Пока не пришла эта резкая женщина и не приняла за него решение.

– Мне правда все равно, – говорит он. – Что угодно.

– К черту, – она захлопывает дверцу холодильника, – закажу пиццу.

Он испытывает облегчение: за него приняли очередное решение. А потом неловкость: он вспоминает, что у него нет денег, кроме нескольких мелких монет.

– Боюсь, у меня нет денег.

– Да. Я в курсе, – отвечает Элис. – Мы же проверили твои карманы, помнишь? Все в порядке. Я заплачу. К тому же вот эта, – она кивает в сторону дочери, – питается воздухом. И в итоге мне все равно приходится выбрасывать ее порцию. Я просто закажу, сколько заказала бы обычно. Даже если бы тебя здесь не было.

Жасмин закатывает свои густо подведенные глаза, и он следует за Элис в маленькую гостиную, наклоняя голову, чтобы не стукнуться о низкую перекладину. Здесь сидит маленькая девочка со светлыми кудряшками, уютно устроившись рядом с другим подростком, худым и высоким, с явными афрокарибскими корнями. Оба отрываются от телевизора и с тревогой смотрят на него.

Элис роется в ящике письменного стола.

– Это мужчина, которого я нашла на пляже, – сообщает она, не оборачиваясь. Потом достает из ящика буклет, закрывает ящик и протягивает буклет подростку. – У нас сегодня пицца. Выбери что-нибудь.

Лицо мальчика озаряется радостью, и он выпрямляется, убирая руки девочки со своей талии.

– Романа, – представляет Элис, указывая на маленькую девочку, – и Кай, – показывает она на высокого подростка. – И да, это все мои родные дети. Я не приемная мать. Сядь наконец, ради бога.

Он опускается на маленький диванчик с цветочным орнаментом. Очень уютная комната. В камине горит огонь, удобная, немного потрепанная, но со вкусом подобранная мебель, темные поперечные балки на потолке, темно-серые стены, на которых висят светильники из уранового стекла. Прямо за окном висит викторианский уличный фонарь, за ним – гирлянда ярких белых огней, а за ней – серебристые отсветы моря. Атмосферно. Но Элис – явно не лучшая домохозяйка. Все заросло пылью, с балок свисает паутина, поверхности усыпаны мелким хламом, а ковер, похоже, ни разу не пылесосили.

Элис принимается раскладывать содержимое его карманов на обогреватель.

– Билеты на поезд, – бормочет она, расправляя бумажки, – на вчерашнее число, – она пристально вглядывается. – Не могу разобрать время. Кай? – она передает влажный билет сыну. – Можешь прочитать?

Мальчик берет билет, осматривает и отдает ей обратно.

– Семь пятьдесят восемь.

– Последний поезд, – говорит Элис. – Значит, ты делал пересадку в Донкастере. Приехал совсем поздно, – она продолжает разбирать бумаги. – Здесь какой-то чек. Не понимаю, что на нем написано, – она перекладывает его на обогреватель.

Ее лицо, пожалуй, можно назвать привлекательным. Правильные черты, маленькие ямочки на щеках, красивые губы. Под глазами – смазанные остатки нанесенной утром подводки, но больше никаких следов косметики. Она почти красотка. Но в ней чувствуется внутренняя жесткость.

– Еще чек. Еще чек. Салфетка? – она протягивает ему. Он качает головой, и она бросает ее в огонь. – Нечто вроде. Нет ни паспорта, ни других документов. Ты – полная загадка.

– Как его зовут? – спрашивает Романа.

– Я не знаю, как его зовут. Он сам не знает, как его зовут. Он потерял память, – Элис говорит это, словно это совершенно нормально, и маленькая девочка хмурит брови:

– Где потерял?

Элис смеется и говорит:

– Романа, ты хорошо умеешь придумывать имена. Он не может вспомнить, как его зовут, но как-то называть его нам придется. Как будем его называть?

Малышка пристально смотрит на мужчину. Он подозревает, что она придумает какую-нибудь детскую бессмыслицу. Но она отводит глаза в сторону, складывает губы и очень осторожно произносит слово Фрэнк.

– Фрэнк, – говорит Элис, задумчиво его оценивая. – Да. Фрэнк. Прекрасно. Умница, – она прикасается к кудряшкам девочки. – Ну, Фрэнк, – улыбается она, – думаю, твоя ванна готова. Полотенце на кровати, мыло на краю ванной. Когда закончишь, пицца уже должна быть здесь.

Он не помнит, как выбирали пиццу, и сомневается, что Фрэнк – его настоящее имя. У него голова идет кругом от этой женщины с ее назойливой уверенностью. Но он знает точно: у него мокрые носки, мокрые трусы, мокрая кожа, он промерз насквозь и больше всего на свете ему сейчас хочется попасть в горячий душ.

– Ой, – вспоминает он. – Сухая одежда. Хотя я с удовольствием снова надену эти вещи. Или можно…

– Кай может одолжить тебе штаны. И футболку. Я оставлю их для тебя возле задней двери.

– Спасибо, – говорит он. – Огромное спасибо.

Он встает, чтобы выйти из комнаты, и замечает, как она обменивается взглядами со своим сыном-подростком, и маска решительной беззаботности на мгновение спадает. Мальчик выглядит взволнованным и недовольным; он слегка качает головой. Она отвечает твердым кивком. Но и в ее глазах виден страх. Словно она начинает сомневаться в собственном решении. И задумываться, что этот мужчина вообще делает в ее доме.

В конце концов, он может быть кем угодно.

– Расскажите о своем муже, – просит сотрудница полиции по имени Беверли. – Сколько ему лет?

Лили теребит низ футболки.

– Сорок.

Она видит, как брови полицейской непроизвольно взмывают вверх.

– А вам?

– Мне двадцать один, – отвечает она. Ей хочется закричать – какая разница? Всего девятнадцать лет. Когда за жизнь можно прожить девяносто. И что?

– И его полное имя?

– Карл Джон Роберт Монроуз.

– Спасибо. И он проживает по этому адресу? – она оглядывает маленькую гостиную квартиры, куда они с Карлом въехали, когда вернулись с медового месяца, проведенного на Бали.

– Да. Конечно! – Лили осознает, что ответила грубо, даже не успев окончить фразы. Она осознает, что для коренных жителей Великобритании ее манеры могут показаться довольно резкими.

Сотрудница полиции выразительно смотрит на нее и шумно заполняет форму заявления.