– А разве можно вот так просто, без его согласия, переводить?

– Просто? Можно! – вздохнула Маканина, отворачиваясь. Рассуждать на эту тему ей не хотелось.

Генка не появлялся в школе несколько дней. Поговаривали, что он согласился-таки сдать все предметы экстерном. В конце недели Маканина столкнулась с ним в коридоре.

– Ты почему пропал? – шагнула к нему Олеся. За последний месяц, в течение которого их

класс сотрясали неприятности, они с Генкой не то что подружились, а просто удачно дополнили друг друга. Маканина Сидорова тогда из-под кулаков Алекса вытащила. Генка дал ей пару ценных советов. И сейчас Олеся считала себя вправе узнать, что происходит.

– Я так… – нахмурился Генка и вдруг прошептал: – Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко и разбилось!

– Это ты о чем? – На мгновение Олеся испугалась, что от обилия переживаний их классный вундеркинд сошел с ума.

– Сказка есть такая, про курочку Рябу, – заговорил Сидоров, подходя к Маканиной вплотную. – Было золотое яичко, а потом его разбили. И все обрадовались, потому что с золотым яйцом ничего сделать нельзя.

– У тебя температура? – Маканина встревожилась не на шутку и решила пощупать у него лоб.

– Нет у меня никакой температуры, – отстранился от ее протянутой руки Генка. разве эту сказку не знаешь?

– Да при чем здесь сказка? – возмутилась Олеся. Она, можно сказать, жизнью рисковала, к директору ходила, а он ей сказки рассказывает!

– Так, вспомнилось, – пробормотал Сидоров и ушел.

Олеся проводила его задумчивым взглядом, повернулась, чтобы пойти в противоположную сторону, и столкнулась со Стешей. Та стояла около стены и с каким-то ожиданием в глазах разглядывала Маканину

– Ему можно помочь! – подала голос Беленькая.

– Вот пусть другие и помогают, – презрительно скривила губы Маканина. – Заодно и сказки его послушают. Тоже мне, нашелся сказочник!

– Какие сказки? – распахнула удивленные глаза новенькая. – Он разыгрывает сказку?

– Он идиота из себя разыгрывает! «Курочку Рябу» наизусть читает.

Стеша ее раздражала все больше и больше. Тихая, невзрачная, неинтересная. Олесе казалось, что новенькая скучнее Аньки Смоловой, с которой она успела близко познакомиться в ноябре и тогда же ухитрилась от нее устать.

Здесь же все было еще критичнее. У Смоловой хоть увлечение есть, она занимается фотографией, а у Беленькой – вообще пусто. По крайней мере, за неделю пребывания в школе она ничего об этом не сказала. Если человек чем-то занимается, это сразу видно. Быковский – музыкант и художник, он готов об этом дни напролет говорить, Плотникова тоже неплохо рисует, Ксюша в бассейн ходит, Курбаленко – на танцы, толстая Марго увлекается мозаикой, а Волков, как и его отец, актером хочет стать, в театральную студию ходит. У них все как у людей. У одной Беленькой все ровненько и гладенько, то есть – никак.

Вот и сейчас – взяла и брякнула, что Генке можно помочь. А что здесь сделаешь? Алексу морду набьешь? Ага, разбежались! Олеся так и видит, как они вдвоем со Стешей выходят против здоровенного Алекса. Да он с ними разговаривать не станет, дунет, и они улетят. Нет уж, Генка умный, он сам что-нибудь придумает.

Олеся не знала, что Сидоров уже нечто придумал и даже кое-что сделал. Но идея его оказалась неудачной.

Генка написал заявление, что он отказывается ходить в десятый класс. Возмущенная завуч собрала всю параллель, долго и нудно отчитывала девятиклассников, что, помимо прав что-то делать или не делать, у них есть и обязанности. В них-то как раз и входит учеба. Одним словом, крику было много, толку мало.

После того собрания Генка еще пару раз появился в школе и исчез. А через два дня произошло событие, заставившее всех на время забыть проблему отличника.

– Народ, создайте тишину, есть гениальная идея! – Васильев уселся на парту и сложил руки перед собой. Вокруг все бурлило и шумело, но Андрюха терпеливо ждал, когда на него обратят внимание.

– Да тише вы! – не выдержала Рязанкина, поворачиваясь к классу.

– Внемлите, – театрально поднял руку Павел. – Царь говорить хочет!

– Позер, – фыркнула сидящая перед Олесей Лиза Курбаленко. – Все бы ему красоваться.

– Что же вы шумите? – подняла удивленные глаза Стеша.

– Не выступай, – толкнула ее локтем Олеся. – Сами разберутся.

– Ладно, – спрыгнул с парты Андрюха. – Не хотите слушать, не надо!

– Да говори, не ломайся, – хорошо поставленным громким голосом крикнул с последней парты будущий актер Ярик Волков.

– А чего он хочет? – прошептала Беленькая, ближе наклоняясь к Маканиной.

– Выпендриться, – скривилась Олеся. – Ничего другого он никогда не хочет.

– А почему его никто не слушает? – не унималась Стеша.

– Он этот цирк устроил не для того, чтобы его слушали, а чтобы внимание к себе привлечь.

Беленькая с искренним удивлением посмотрела на Андрюху, с видом победителя разглядывающего класс Олесю так и подмывало спросить у соседки, откуда она такая правильная взялась. Неужели у них там, на необитаемом острове, ну, или где Стешу продержали до пятнадцати лет, таких людей, как Васильев, не было?

– Ну, уговорили, – Андрюха снова устроился на высоком насесте и удовлетворенно улыбнулся. – Аруги мои! Какой ныне месяц на дворе?

– Май! – крикнул двоечник Стас Когтев, и в классе дружно заржали.

– Бестолочь, – махнул рукой в его сторону Андрюха. – Второй раз спрашиваю: что за праздник у нас грядет?

– Новый год, – пискнула Стеша, но из-за общего шума ее не услышали.

– Аа не выступай ты, – бросила в ее сторону Маканина. – Стой в стороне, они сами разберутся.

– 8 Марта, – хихикнула Аня Плотникова.

– Это у тебя 8 Марта, а у людей – Новый год. – Андрюха понял, что толку от своих одноклассников он не добьется, и сразу перешел к делу: – Аруги мои! А не устроить ли нам сейшн?

– Чего-чего? – донеслось со всех сторон.

– Ой, темнота, – тяжело вздохнул Васильев, горестно качая головой. – Неужели вы не хотите тусануться? В тесном кругу друзей отметить этот замечательный праздник? Аекабрь скоро закончится, а вы все думаете!

– А что тут думать! ский. – Закатим вечеринку.

– Ага, – мрачно ухмыльнулась Курбален-ко. – На последние шиши я куплю карандаши, нарисую себе праздник, что угодно для души. На какие деньги ты этот праздник устраивать будешь?

– Давайте придумаем, чего же мы хотим, и скинемся. Рублей по пятьсот, – продолжал рулить собранием Андрюха.

– Ничего себе! – присвистнул Стас. – Ане много?

– Для тебя персонально можно четыреста девяносто девять, – снова повернулся к нему Васильев. – Так устроит?