Нос исчезает у майора 25 марта, в самый важный для человеческого рода день – в Благовещенье, когда судьба людей была решена и изменена, когда начался путь спасения. От Адама до этого дня грех и страдания людей множились и росли, в Благовещенье народы узнали, что будут спасены. 25 марта – день Благовещенья у католиков, 7 апреля (день возвращения носа к Ковалеву) – у православных, и поскольку весь календарь и вся история человеческого рода идет от Благовещенья и от Рождества Христова и, значит, нового рождества человека, и вне Христа никакой истории нет и не может быть, то это время есть время мнимое, несуществующее. Время, когда благая весть, что родился Христос, уже была дана людям и еще не была дана, род человеческий знал, что будет спасен, и еще не знал, что скоро Христос, Сын Божий, будет наконец послан на землю, чтобы своей кровью искупить грехи людей. В сущности, эта разница в датах и в календаре, отнесенная туда, назад, на две тысячи лет, есть главное отличие веры православной от веры католической, и это расхождение, раз возникнув и с каждым столетием нарастая, рождает странное, поистине дьявольское время, время, которого нет и которого становится всё больше.

Гоголь, говорил Касандров, от своей сумасшедшей матери унаследовал необычайно живое, зримое и такое реальное, что отрешиться, забыть его было нельзя, виденье ада. Этот ад с его муками, страданиями, грешниками всегда был рядом, начинался сразу же там, где кончался Гоголь, а может быть, частью захватывал и его, был в нем. Эта постоянная близость с самых первых лет, как он начал осознавать себя, к вечным и нестерпимым даже мгновение мукам (никогда не оставляющие его болезни и боли – их преддверие, а никому не понятные спонтанные переезды-бегства и почти восторженная, полная веры страсть к ним и к дороге – надежда скрыться, спастись) осмысливалась, объяснялась и дополнялась им всю жизнь. Вслед за пифагорейцами и каббалистами он из цифр даты своего рождения, из места своего рождения, из своей судьбы построил и понял и то, кто есть он сам, и какая роль предназначена ему в судьбах России, мира.

Гоголь родился там, где два христианства – католичество и православие – давно пересекались, сходились и врастали друг в друга, где братья по крови: поляки, русские, украинцы – и братья по вере – и те и те христиане – враждовали сильнее, ожесточеннее и дольше всего, в месте, где они убивали друг друга, – и в самом деле дьявольском. Украйна, бывшая окраиной и для Польши, и для России, была рождена их смешением и их ненавистью. То буйство нечистой силы, какое у Гоголя, – из его веры, что на земле нет места, где бы нечистой силе было бы лучше и вольготнее, чем здесь. Но той же верой был рожден и его пафос стоящего над всеми пророка и примирителя, соединителя и посредника, глашатая мира, братства, союза, терпимости между католиками и православными, и вся его миссионерская деятельность, так плохо понятая современниками, и его жизнь после Нежина сначала в столицах православия Петербурге и Москве, потом в столице католичества Риме, и мечта, наконец, осуществленная, – поездка в Иерусалим – на родину начального, цельного, единого, нерасколотого христианства.

День рождения Гоголя по григорианскому календарю – первое апреля – точно середина между католическим и православным Благовещеньем, нутро смутного, глухого времени – времени особой силы всякой нечисти, но и та дата, где должен был бы находиться компромисс между двумя церквами, где они могли бы сойтись, стать заодно и уничтожить нечистое время. В этой мистике дат вера Гоголя, что он как мессия предназначен соединить собой, а может быть, и в себе самом католиков и православных, – основание всего того, что он делал, чего желал и для чего жил, но также и безумие, и реальность, и страх, и невозможность бежать, скрыться от всякой чертовщины, которая искушала и окружала его, как когда-то Христа в пустыне. И в книгах он всегда хотел писать светлое и прекрасное, быть учителем, творцом идеального и чистого, гармонии, красоты, правды, а удавались ему одни карикатуры, почти дьявольские по точности и верности фигуры, явная нечистая сила во плоти, только зло удавалось ему писать талантливо, только фарс удавался ему, и, когда перед смертью он сжег последнюю часть „Мертвых душ“, это было признанием, что писать и изображать он может лишь нечистое и неправедное в людях».

С Артемием Коля был очень дружен. Именно с ним он обсуждал многие темы, которые так или иначе захватывали XVII и XVIII века, другие вопросы, касающиеся Малороссии и украинцев. Его влияние на Колю было, пожалуй, даже большим, чем влияние дяди Петра. Артемию адресованы старицкие письма и «Синопсис». 21. Михаил Пасечник. Автор книги «Род Гоголей в ХХ веке». Колин многолетний корреспондент.

11 апреля 1956 года

Мама, не писал тебе десять дней. Новостей много, и я просто не успеваю разобраться. Главное – освободился отец, сейчас он уже у меня. Я знал, что в последние месяцы отпускают не только у кого кончился срок, освобождают даже посаженных недавно, причем по тяжелым статьям – сроки двадцать – двадцать пять лет, и при всякой оказии пытался узнать, подпадает ли отец под амнистию. Думал встретить. Но он отвечал невнятно, писал, что да, людей освобождают, их лагерь опустел на треть, но когда до него дойдет очередь и дойдет ли вообще, никто сказать не может. Все решает Москва, от местной власти ничего не зависит. Сейчас я понимаю, он хотел сначала повидаться с тобой. Не чтобы вычеркнуть эти восемнадцать лет, что осталось склеить и жить дальше, а чтобы попросить прощения. Что ты к нему не вернешься, он понимает определенно. Пару раз даже сказал, что рад, что ты наконец с человеком, которого любила с юности, которому была предназначена еще родителями.

Отец вообще убежден – если он приедет в Москву, думаю, ты это от него услышишь, – что я не его, а только твой сын, что именно Бог распорядился, чтобы он, который был у тебя первым мужчиной и от которого ты родила единственного ребенка, был насильно изъят из твоей жизни. Ни в чем другом не было бы правоты, потому что даже людям, которых любил, он принес одно зло. Отец как будто гордится, что я Гоголь, а не Паршин, и его фамилия во мне не продлится. Говорит, что колода, ясное дело, была заряжена, стоило чекистам за ним прийти, тут же – чертиком из табакерки – возник твой первый жених, которого ты давно успела оплакать. Хвалит, удивляется, как мы, Гоголи, без единого худого слова сразу и прочно сходимся. В том же разговоре он бросил, что был среди нас «рыжим», ломал всю игру. Отец жалеет, что загубил тебе жизнь, и я уверен: если ты согласишься с ним повидаться, больше ничем и никогда напоминать о себе он не станет.

Мама, я думаю, каждый человек имеет право на покаяние перед Богом и право попросить прощения у человека, которого обидел. Так что, если ты не настроена категорически, мешать этой его поездке я не буду. Из лагеря отец вернулся другим. Прежняя сила, прежний напор ушли, теперь в нем много тишины, кротости, так что очень прошу: не отталкивай, прими его и выслушай. Твой Николай.

В Москву приезжал отец. Назначил маме встречу в ресторане «Центральный», и она, поколебавшись, пошла. Правда, по своему обыкновению, на час опоздала. По ее словам, одет отец был пристойно – похоже, она боялась, что он явится в тюремной робе – и накормил ее хорошим обедом. Разговор был светским, этим обстоятельством она тоже довольна. Во всяком случае, вернувшись, сказала, что не жалеет: увидеться с отцом было правильно.