хмыкает. — Она, наверное, где-то там, получает двойки.

Брэн отталкивает свою тарелку, его нос наморщен.

— Не тот образ моей младшей сестры, который мне нужен.

Ава бросает в рот картошку фри.

— Вот почему я сказала «двойка», а не «член».

Реми ухмыляется.

— Кто-то упомянул член?

— О, посмотрите на это. Кто-то признает, что он таковым является. — Сесили скрещивает руки на своей рубашке, на которой изображен милый кот с пистолетом, стреляющий словами «Пиу, пиу, мудак».

— Я? — губы Реми растягиваются в ухмылке чеширского кота, но это все равно не отменяет его симметричного красивого лица. — Скажи слово, Сес. Ч-Л-Е-Н. Не будь ханжой.

Она откидывает назад свои серебристые волосы.

— Ханжа? Я предпочитаю границы.

— Зеваю. — Реми притворяется, что заснул. — Разбуди мою светлость, когда у этой зануды начнется жизнь.

Так Реми называет себя, «моя светлость», из-за своей благородной крови. В то время как все остальные считают это высокомерием, я нахожу это очень милым.

У него характер беззаботного ангела — хотя Ава и Сесили утверждают, что он дьявол-гедонист. Реми был одним из первых людей, которые мгновенно ко мне привязались, и я никогда этого не забуду.

— Прекрати. — Брэн подталкивает его.

Сесили готова к тысячному раунду препирательств, но потом видит меня и отступает.

— О, Анни. Ты в порядке?

— Абсолютно в порядке. Физический осмотр проводила сама Ава.

— Это точно. — Моя подруга поглаживает свою виолончель. — Внешне она в порядке.

— Они знают, кто это сделал? — спрашивает Сесилия.

— Понятия не имею. Ты же знаешь, я в это не вмешиваюсь. — Я улыбаюсь, доставая свой контейнер с едой.

Мое ОКР может быть спровоцировано крошечными, глупыми деталями, например, тем, что один из моих контейнеров для салата стоит не на одном уровне с другими.

Моя кровь бьется о грудную клетку, и звуки кафетерия начинают заглушаться.

Я быстро расстегиваю контейнеры, наполненные здоровой пищей, расставляю их перед собой и дышу только тогда, когда все идеально.

Шум внешнего мира медленно, но верно проникает обратно.

— Кто еще это может быть? — Реми откинулся в кресле, потягивая кофе со льдом. — Возможно, Змеи.

— Разве они не из того же университета? — спрашивает Ава. — Наш клуб, скорее всего, будет иметь с ними дело.

Брэн качает головой.

— Элита сейчас не в плохих отношениях с Язычниками Змеи, однако, были унижены ими, особенно после последнего налета на их особняк, и более склонны к действиям.

— Все это слишком запутанно, — говорит Сесили. — Кто-то мог пострадать во время пожара.

— Никто не пострадал, — повторяю я слова Джереми. — Не волнуйтесь.

— Все равно. Мне это не нравится. — Она пожевала нижнюю губу, потом полезла в рюкзак и достала фиолетовую ручку с пушистыми перьями. — Я нашла это в своем ящике, и я больше не пользуюсь ею, поэтому я подумала о тебе, Анни.

Я хватаю ее обеими руками.

— Это так мило, спасибо!

— В любое время.

Разговор идет о вражде между тремя клубами, двумя из Королевского Университета — Язычниками и Змеями — и одним из КЭУ — Элитой.

Говорят о войне, соперничестве и расплате, но я не обращаю на это внимания.

Мой взгляд все время устремлен на вход в поисках намека на знакомую высокую фигуру. Я почти доедаю свою еду, но его не видно.

Никто о нем не говорит.

Поэтому я поднимаюсь и спрашиваю непринужденным тоном:

— Кстати, а где Крейтон?

— О, Крей-Крей? — говорит Реми между неслышными хлюпаньями. — Наверное, где-то спит. Этот отпрыск сказал, что не спал прошлой ночью.

Интересно, почему?

Что я также нахожу восхитительным в личности Реми, так это то, как он называет Крейтона отпрыском. Они двоюродные братья по материнской линии, но Реми полностью экстраверт, который его усыновил.

Я позволяю им вернуться к обсуждению пожара и махинаций в клубах, а затем говорю, что вернусь.

Скорее всего, не вернусь, но в маленькой лжи нет ничего плохого.

Обычно я уже иду работать волонтером в местный приют для животных, так как после обеда у меня нет занятий, но я сделаю это позже.

Запихнув свои контейнеры обратно в сумку, я выскальзываю из кафетерия и направляюсь в бизнес-школу. По дороге я приветствую всех, кто здоровается или даже смотрит на меня.

Часть меня знает, что все эти люди хотят быть на моей стороне только из-за печально известной репутации моего брата и мафиозного статуса моего отца, но это нормально.

По крайней мере, Ава и остальные любят меня за то, что я есть, а не за мою фамилию.

Несмотря на несколько попыток некоторых студентов, я не останавливаюсь, чтобы поболтать.

Видите ли, я на задании.

Мне требуется ровно десять минут, чтобы добраться до беседки на заднем дворе бизнес-школы.

Конечно, кто-то лежит на скамейке, в тени. Скрытый от прохожих и посторонних глаз.

Я знаю об этом только потому, что Реми предлагает любую информацию, о которой я прошу.

Я останавливаюсь и смотрю на мрачное небо, которое загораживает солнце каждые несколько секунд, словно в ярости от его наглости продолжать проглядывать.

Деревянная беседка стоит в уединенном месте заднего сада, где не так много студентов.

Именно поэтому я думаю, что ему здесь нравится.

Глубоко вдыхая, я иду как можно более непринужденно. Но даже если мир не видит этого, я чувствую скованность в своих шагах. Тяжесть на груди. Дрожь в губах.

Соберись, Анника.

Парень, который лежит на скамейке, подогнув ногу и подложив руку под голову, выглядит умиротворенным.

Он одет в джинсы, низко висящие на бедрах, и толстовку с капюшоном, распахнутую вверх, обнажая пресс и V-линию.

Я сглатываю, заставляя свой взгляд сфокусироваться на его лице.

Это совершенно не лучшая идея.

Его лицо — царственное. Он обладает такой красотой, которая взывает к тебе без слов. Острая линия челюсти, высокие скулы и очерченные губы.

Его каштановые волосы, короткие по бокам и длинные на макушке, уложены в беспорядочную прическу, и это самая красивая прическа, которую я когда-либо видела. Мне всегда было интересно, на что похожи эти длинные пряди.

Интересно.

Это все, что я делала с тех пор, как встретила эту загадку. Я гадала, представляла, мечтала.

Но все они разбились об одну мрачную реальность.

Он не хочет иметь со мной ничего общего. Или, по крайней мере, я так думала.

Дело в том, что его незаинтересованность должна