Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По этой программе предполагалась некая адаптация вернувшихся евреев перед самостоятельной жизнью в Израиле. Поэтому первые месяцы мы жили в кибуце — традиционном в этой стране небольшом сельскохозяйственном поселении. Наш назывался Ягур, находился он у подножия горы Кармель.
Природа Израиля, климат той страны — просто подарок и сказка для подростка 11 лет. Тепло, огромное количество зелени и плодовых деревьев, типа апельсиновых, грейпфрутовых, лимонных. Машмула, которая росла там на каждом шагу, как у нас дикие яблочки вдоль дорог.
Община предоставила всё необходимое для нашей жизни там — небольшой домишко с тонкими стенами, тремя комнатами, мини-кухонкой и ванной. Одеяла, подушки и прочие принадлежности. Наши одеяла, как рассказывала мама, достались нам от солдат израильской армии, пара из них до сих пор находится у нас дома. Родителям предоставили рабочие места на местном производстве. Они ходили на работу, как заводчане в очень тяжелых ботинках и целый день делали какую-то тару — фольгированные формы для бортовой еды, тюбики для пасты и тд.
Меня отдали в местную школу. Она кардинально отличалась от российских двух школ, в которых я успела поучиться. Устройство класса, парты, манера преподавания, сами предметы, да и дети и их поведение — для меня всё это было в новинку и даже шокировало.
Моего учителя звали Ури, он был довольно плотненький, седовласый, невысокого роста и очень доброжелательный. Он преподавал нам разные предметы, но были и другие учителя. На уроках с Ури я, конечно же, ничего не понимала, он говорил на иврите. Я просто там присутствовала и очень много рисовала, наблюдала, вкушала эти новинки.
Какие уроки были моими самыми любимыми? Во-первых, джанглинг! Если по-русски — цирковое искусство! Да, нас учили жонглировать мячиками, крутить вокруг себя, какими-то неимоверными снарядами, делать всевозможные трюки. Это было потрясающе и здесь не нужен был язык. Это было чистое веселье, балаган, наслаждение, движение! Столько яркости и впечатлений — для меня 11-летки это был шок-контент! Я, кстати, до сих пор умею жонглировать тремя мячиками.
Во-вторых, уроки по работе с электроникой. Типа технологии, но совершенно другого уровня. На них мы паяли простые схемы, с кнопочками и лампочками, проводками и всевозможными распределителями тока. По итогу урока ты выходил с рабочей схемой, где при нажатии кнопки у тебя могла загораться лампочка или появлялся звук. Чистый фан!
В-третьих, английский. И это был не просто “зэ пэн, зэ тэйбл” — урок вела носительница языка! И мы делали всевозможные проекты на английском, переписывались по бумажной почте с учениками из других стран. Сначала писали им письмо, отправляли, а потом всем классом зачитывали ответ. Ну где такое мог встретить российский ребенок конца 90-х — да, нигде!
Отдельным видом удовольствия для меня были уроки иврита. Я занималась индивидуально с замечательной женщиной по имени Йока. Она знала только иврит и английский слабо, я знала только русский и английский очень слабо. Но я выучила язык и начала болтать намного лучше и раньше, чем мои родители. Детский мозг гибкий и восприимчивый, я схватывала на лету! Я понятно изъяснялась и даже начала писать справа налево на иврите, пусть коряво, но начала и даже делала домашние задания, которые нам давал Ури.
У меня были друзья — русские, украинцы — это было просто тогда.
Что еще круто в израильской школе? Место, где дети после школы могли повеселиться легально — поиграть в видеоигры, в настолки, перекусить — всё было бесплатно. Для меня это тоже было шоком. Мы приходили в Бэйт йеладим (“Дом ребенка”, если дословно), ели йогурты, печенья, шоколадное молоко, играли, рисовали, общались, пока родители трудились, кто где.
Известно, что пятница для евреев — священный день — шаббат. Каждую неделю в общей столовой кибуца организовывали праздничный ужин с шведским столом, полным неизвестных мне яств. Конечно, самыми привлекательными были столы с десертами — пироги, печенья, какие-то бесконечные вкусности, которые можно было просто брать и есть. Мы садились за большой стол с другими русскоговорящими семьями и у нас случался “Шаббат, шалом!”
До сих пор мы с мамой и отчимом помним эту песенку, традиционную про шаббат — “Хайом йом шиши (Сегодня шестой день), хайом йом шиши (Сегодня шестой день), махар шаббат, махар шаббат (Завтра шаббат, завтра шаббат), шаббат менуха (шаббатний отдых)”
Это уже из нас не вытравить ничем))
В кибуце также был мини-зоопарк под открытым небом и парк развлечений. Высота батутных горок превышала мои представления о них, да и, в целом, развлечений таких я еще нигде и никогда не видела. Моя мама подрабатывала там, чтобы я могла бесплатно развлекаться в этом парке, за что ей огромное и огромное спасибо.
Еще одним удовольствием было ездить в плодовые сады. На велике, набирать целые пакеты апельсинов, грейпфрутов и лимонов прямо с дерева!
Гора Кармель подарила мне невероятное количество походов, в которые мы ходили только детьми, разновозрастной компанией. Собирались с рюкзакам, в которых были припасы и просто шли шастать по горе. Забирались на выступы, ходили по прохладным зарослям, встречали диких коров и каких-то животных. Было круто.
Общественный бассейн, из которого открывался роскошный вид на гору Кармель, был еще одним любимым место. Однажды, я там чуть не утонула, меня спас знакомый парень, старше возрастом. Думаю там и зародилась моя боязнь глубокой воды.
Чтобы рассказать всё о наших, всего лишь, 9 месяцах жизни в Израиле надо написать отдельную книгу, но я этого делать не планирую, поэтому еще немного погружу вас в те годы.
В кибуце был кинотеатр, в котором показывали фильмы на языке оригинала с субтитрами на иврите. Большую часть происходящего я не понимала, но вот, что я точно запомнила, так это сцену с повешенными людьми из фильма “6 чувство” с Брюсом Уиллисом, после которой я не могла нормально спать очень долго! Там было всё максимально понятно и без субтитров))
Самое примечательное то, что именно там, в Израиле, я, впервые, за 5 лет совместной жизни с отчимом начала обращаться к нему лично. До этого всё наше общение сводилось к коротким “да/нет” или моим “мама, пусть он выключит свет”. Я просто физически не могла назвать его ни по имени, ни обратиться к нему