— Смотри, Семён, ничего не перепутай, — вкрадчиво продолжил я. Семён с отвисшей челюстью, бледный, смотрел мне за спину. Сзади, матерясь, метался Иван — зрелище, конечно, не для слабонервных. — У тебя дом, семья, дочка-красавица. В политехе, слышал, учится? Нехорошо будет, если компанией попользуем…

— Ага! Я эту тёлку видел — давно просится! — Друг хохотнул, сжал кулаки и качнулся вперёд, делая соответствующий жест.

— Завтра привезу, ради бога, пацаны, дочку не трогайте… — прорыдал Семён.

— Привези. И если скажешь Фисенко, что мы попросили, то я тебя из-под земли достану. И Ивана останавливать больше не буду. Ясно? — Шипицын кивнул, промычав что-то нечленораздельное. — Скажешь Гене, что совесть у тебя проснулась. Самостоятельно решил долг отдать.

— Усёк, падла? — крикнул Иван, замахиваясь. — Усёк, не слышу?!

— Усёк, — проскулил Семён, падая на колени.

Кивнул другу — тот подошёл, наступил каблуком тяжёлого ботинка мяснику на пальцы. Шипицын взвыл, а мы, развернувшись, пошли к машине.

— Слышь, братан, я чёт не въезжаю. Зачем ты сказал, чтоб не говорил Генке, что мы долг выбивали? — спросил Иван, когда уже выехали за город.

— Так надо. Аркадий попросил. Ты опять разбил стекло? — заметил я равнодушно.

— Угу, — буркнул друг.

— Зачем?

— Да дебил, в натуре!

* * *

— Ты опять разбил вазу для цветов?..

— А… Что?.. — Я не сразу понял, что вопрос задала Аллочка. Воспоминание той давней поездки к Шипицыну промелькнуло мгновенно — ещё не включился зелёный сигнал светофора, мигал жёлтый, но так ярко, что на миг показалось, будто время сдвинулось, сделав скачок назад, и я прожил эту поездку полностью — все два часа, минута в минуту. — Ах да, ваза… Аллочка, я вот не понимаю твоей мелочности. Ну разбилась эта, так купим другую.

— Это не мелочность. — Аллочка посмотрела на меня серьёзным взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Я внутренне подобрался: вот настырная, опять возвращается к неприятной теме! — Это привычка. Я каждый раз вздрагиваю и сжимаюсь от страха, когда что-нибудь разбивается или ломается. И я не могу это контролировать. Это из детства. Если хочешь, я расскажу…

— Стоп! Стоп, Алла… Если хочешь что-то рассказать, если тебя мучают детские состояния — сходи к психологу. И давай на берегу определимся: я не спрашиваю тебя о твоём прошлом, а ты не задаёшь подобных вопросов мне. Договорились? Наша жизнь друг для друга началась с того момента, когда мы впервые встретились в офисе. И всё. Всё остальное неважно…

— Неужели я тебе так безразлична?.. — прошептала Аллочка.

— Опять двадцать пять! Да сколько можно, Алюсь?!! Я тебя люблю и не представляю своей жизни без тебя! И говорил тебе это раз сто. Так?

— Так, — она кивнула, достала из сумочки салфетку, аккуратно промокнула готовые пролиться слёзы. — Говорил. Но это слова. А поступки говорят о другом. Дом купил, даже не посоветовавшись. И о себе ничего не рассказываешь.

Да что ты с ней будешь делать?! Ну не мог же я рассказать ей о той поездке в Новоалтайск, например?..

И теперь, поднимаясь по широкой лестнице на второй этаж, в ресторан, невольно вспомнил вчерашний утренний разговор: пулю я схлопотал здесь, на крыльце «Хаус-клуба». В тот же день я последний раз видел Ивана…

Навстречу выпорхнула администраторша. Она долго и безуспешно пыталась привлечь внимание Ботаника. Безуспешно потому, что Петру не нравилось её имя. «Так бы всё ничего, но вот Тося…» — говорил он, хотя я подозреваю, что это отговорка. Ботаник вообще на женщин время не тратил, хотя иногда у него случались непродолжительные романы. Женщины по нему сохли, но не долго — как правило, все они хотели крепкой семьи, заботливого, небедного мужа, готового свернуть шею за процветание этой самой семьи, а Петро сворачивал шею только за благо науки, прогресса и прочей ерунды, которую дамы бальзаковского и предбальзаковского возраста ни в грош не ставили…

— Ну что, радость моя, есть для нас место? — Он шутливо приобнял администраторшу.

— Для вас всегда есть, — расцветая, ответила женщина. — Я обычно один столик держу до последней возможности. А сегодня не так уж и много народа — ещё пять или шесть столов свободны.

Мы расположилась в мягкой зоне, заняв одно из самых престижных мест. Ботаник щёлкнул пальцами, тут же вокруг запорхали официантки. Петра несло, видимо, опять деньги жгли карман. Давно приметил, что он чувствовал себя несчастным, когда был сытым и богатым: что-то у него в голове щёлкало, что-то переключалось, что-то случалось с мозгами — с деньгами в кармане Пётр переставал генерировать идеи. Поэтому тратил их без контроля, без смысла, просто раздавал, лишь бы избавиться — кстати, в местном приюте для бездомных животных его просто боготворили! Сегодня мы получили аванс, очень приличный — Пал Палыч выдал после того, как «осчастливил» ценными указаниями. Вообще, время без Пал Палыча, которое я провёл исполняющим обязанности директора филиала, вспоминаю с тихим ужасом. Одно дело — вольный стрелок: берёшь задание, выполняешь, по результату получаешь вознаграждение — это куда как с добром!.. Естественно, отчитываешься, куда от этого деться?.. И совсем другое дело — административная работа: каждодневная ответственность, и не за себя, не за один маленький отдел, а за весь коллектив. А если вспомнить, что постоянно приходилось поддерживать отношения с органами власти и, кроме того, заботиться, чтобы отношения эти были хорошими — так вообще жить не хотелось! И Пал Палыч, вернувшийся из Москвы — не сработался он там с местными бюрократами — привёл меня в такой восторг, что я даже обнял старика, чем смутил его очень сильно. Вообще-то, Пал Палыч не такой уж и старик — около шестидесяти, но для меня возраст солидный. В общем, сдал дела, отчитался — кстати, с большим удовольствием — и снова, с лёгким сердцем, на вольные хлеба, в свободный полёт. Правда, отмечу, что серьёзных тем не было довольно долго, так, мелочовка. Я даже захандрил. И вот наконец дождался — нам с Петром не просто пообещали серьёзную тему, но и выделили в автономный отдел. Петро даже присвистнул и что-то схохмил по поводу удельного веса, сравнительного анализа и собственной значимости. Шутки Ботаника приводить здесь не буду, от них зубы сводит, и чтобы понять, над чем смеяться, надо сначала пройти курс высшей математики — это как минимум!

Сегодня, отсчитав деньги, Пал Палыч поправил свой фирменный зелёный галстук, со значением в голосе произнёс:

— Ну, Яков, только без обид. Администратор из тебя, честно говоря, плохой. Это если мягко сказать. Дисциплинку в коллективе развалил, показатели работы филиала не сказать что упали, но нет ни рывков, ни продвижения вперёд.

Тут я хохотнул:

— Учитывая,