— Я еду к своему любимому.

Я кивнул, и она продолжила:

— Мы еще не видели друг друга. Он алжирец. Я познакомилась с ним через бюро знакомств.

— Понятно, — пробормотал я.

— Вам нравится мой пуловер? Правда, я в нем миленькая?

— Оригинальный.

— Мне надо выспаться, чтобы завтра быть красивой и отдохнувшей.

Она захихикала, повернулась на бок и вскоре снова заснула. В какой-то момент наконец заснул и я. Когда я проснулся, начало светать. Поезд ехал вдоль широкой реки. Я пошел в вагон-ресторан и заказал кофе. Вскоре туда пришла и моя соседка.

— Разрешите? — спросила она и села напротив меня. — Правда, поезд гораздо удобнее самолета?

— Да, — произнес я и посмотрел в окно.

— Через шесть часов будем на месте, — продолжала она, — я больше не могу спать от возбуждения. — Она вытащила из сумки фотографию и показала мне. — Вот он. Его зовут Пако.

— Вам надо быть осторожной. Мужчины всякие бывают.

— Мы переписываемся уже несколько месяцев. Он играет на гитаре.

— Вы знаете еще кого-нибудь в Нью-Йорке?

— Я знаю Пако, этого достаточно, — ответила она, произнося его имя с какой-то странной нарочитостью и особым ударением. Она вынула из сумки затертое письмо и протянула его мне через стол: — Читайте.

Я прочитал первые строчки и вернул письмо обратно. Пако что-то писал о фотографии, которую ему прислала его возлюбленная.

— Как вы думаете, он меня любит? — спросила она.

— Все будет хорошо, — ответил я.

Она благодарно улыбнулась и произнесла:

— Мужчина, который пишет такие прекрасные письма, не может быть плохим человеком.

В воскресенье утром я вернулся из Нью-Йорка. Я снова ехал ночным поездом и позвонил Агнес прямо с вокзала.

— Ты придешь ко мне? — спросила она. — Мне надо тебе кое-что показать.

Она впервые пригласила меня к себе. Несмотря на точные объяснения, мне понадобилось много времени, чтобы найти улицу. Когда Агнес открыла дверь, у нее были красные от возбуждения щеки. Она сияла, приглашая меня войти.

— Сначала поедим. — сказала она, — я уже почти все приготовила. Садись же.

Пока она возилась на кухне, я оглядел комнату. Было видно, что Агнес постаралась навести уют. В нише на матрасе лежало несколько плюшевых зверей, а у окна стоял большой письменный стол с компьютером. Круглый обеденный стол посреди комнаты был накрыт и украшен цветами и свечами. На полке старого, замурованного камина стояли семейные фотографии и снимок Агнес в мантии, сделанный, должно быть, во время выпускных торжеств в университете. На снимке она смотрела прямо в камеру, и, хотя она улыбалась, выражение лица у нее было отсутствующим и непроницаемым.

— Тогда у тебя еще были длинные волосы, — крикнул я ей в кухню.

Агнес заглянула в комнату:

— На выпускном вечере? Это снимал мой отец. Я была пьяна.

— По виду не скажешь.

— Я не очень умелая хозяйка. Придется подождать еще минутку. Посмотри что-нибудь в комнате.

Она снова исчезла на кухне. Я подошел к окну. Оно было чуть приоткрыто. Середина дня. Моросил дождь. Улица была пустынна. Я оглянулся. Повсюду стояли комнатные цветы, и все равно квартира была словно нежилой, будто в ней годами никто не бывал. Только теперь я заметил, что у Агнес почти не было книг. Кроме специальной литературы и компьютерных справочников, которые аккуратно стояли на низком стеллаже, я заметил только поэтическую антологию Нортона.

На стенах висели репродукции, горный пейзаж Людвига Кирхнера и отвратительный театральный плакат.

— Убийца, кумир женщин, — сказала Агнес, вышедшая из кухни с блюдом. Она произнесла это по-немецки, и было странно слышать ее говорящей на моем языке. Голос ее звучал не так, как обычно, грубее и старше. — Это плакат Оскара Кокошки, — добавила она, снова по-английски.

— Ты знаешь, что это значит? — спросил я.

Агнес кивнула:

— Я знаю, что значат слова, но не уверена насчет смысла.

— Я тоже не очень.

— Там я познакомилась с Гербертом, — сказала Агнес и показала на фотографию, — на выпускном празднике. Это было три года назад. Он работал в фирме готовой еды.

— Он официант? — спросил я.

— Актер, — ответила Агнес. — Мои родители специально приехали из Флориды. Они могли бы переночевать у меня, но отец настоял на том, чтобы пойти в отель. Он не хотел причинять мне беспокойства, как сказала мать. Она всегда за него заступалась. Когда он заметил, что Герберт со мной флиртует, он пришел в ярость. Он вел себя как идиот, всем был недоволен, а когда они уходили, требовал, чтобы я непременно уехала вместе с ними. К тому времени я уже порядком опьянела и устала и была не прочь поехать домой. Но он за вечер до того разозлил меня, что я осталась только ему назло, да еще громко спросила при нем Герберта, будет ли он со мной танцевать после ужина. На вечере играл оркестр, но мне пришлось довольно долго ждать, пока Герберт закончит свою работу. Отец устроил мне сцену и назвал меня беспутной. Можешь себе это представить? А мать даже заплакала, когда они наконец собрались уходить.

— А потом? — спросил я.

— Я думаю, я была немного влюблена, — ответила Агнес, — мы довольно долго танцевали. И Герберт меня целовал. А потом отвез меня домой. Но ничего не было. Мне кажется, он слишком уважительно относился к моей мантии.

— Слишком? — подхватил я, и Агнес засмеялась и подмигнула мне.

— Он остался без работы, потому что слишком поздно приехал на пикапе со всей этой грязной посудой.

— Ты с ним еще видишься?

— Он нашел место в Нью-Йорке. Делает объявления в торговом центре и надеется, что кто-нибудь откроет его талант.

После еды Агнес сказала, чтобы я сел рядом с ней за письменный стол. Она включила компьютер и открыла текстовый файл.

— Читай, — сказала она.

Я начал читать, но едва успел пробежать первые фразы, как она прервала меня словами:

— Видишь, я тоже написала рассказ. Я хотела бы писать еще. Тебе нравится?

— Дай мне сначала дочитать, — сказал я. Но она была слишком возбуждена, чтобы спокойно сидеть рядом со мной.

— Я пойду сварю кофе.

Я читал.

* * *

Мне пора идти. Я встаю. Я выхожу из дома. Я еду на поезде. Какой-то мужчина пялится на меня. Он садится рядом со мной. Он встает, когда я встаю. Он идет за мной, когда я выхожу. Когда я оборачиваюсь, мне его не рассмотреть, так близко он от меня. Но он не касается меня. Он следует за мной. Он не говорит. Он всегда рядом, днем и ночью. Он спит со мной, не касаясь меня. Он во мне, он наполняет меня. Когда я смотрю в зеркало, я вижу только его. Я уже не узнаю своих рук, своих ног. Платья мои слишком малы, туфли жмут, волосы мои стали светлее, голос глуше. Мне пора идти. Я встаю. Я выхожу из дома.