в новехоньком ожерелье с крестом из бриллиантов и рубинов, стоившем Алексису 22 600 долларов (около 700 тысяч долларов на современные деньги), которое метко прозвали «Тихоокеанским флотом». Ла Баллетта, жаловались придворные, «обошлась русскому народу дороже битвы при Цусиме», которая закончилась позорным поражением и ускорила отставку Алексиса29.

* * *

В эти последние годы belle époque, когда богачи считали Париж местом, где можно потратить деньги и воспрянуть духом, возник настоящий бум торговли предметами роскоши; драгоценности от домов «Бушерон», «Шоме», и в особенности «Картье», могли соперничать с лучшими изделиями Фаберже в Санкт-Петербурге. Фаворитом русских великих княгинь был французский модельер Чарльз Уорт; много лет ему покровительствовала вдовствующая императрица Мария Федоровна. Повсюду в Париже бутики дорогих parfumier, меховщиков, арт-дилеров и антикваров привлекали колоссальные потоки русских денег. Королевский люкс в отеле «Ритц» с его декором в стиле ампир, «сочетающий достаточную помпу с максимальной степенью комфорта», часто использовался в качестве штаб-квартиры русскими, наезжающими в Париж, чтобы сделать покупки.

Помимо великих князей Владимира и Алексиса, великий князь Михаил Михайлович[5] регулярно бывал в Париже со своей супругой, графиней Торби; великий князь Николай Николаевич приехал в 1900 году и потребовал, чтобы по всему отелю для его безопасности расставили вооруженную охрану. По его милости «Ритц» превратился «в настоящую крепость»30. В отдельных залах приемов там проходили блестящие собрания в честь визитов великого князя Владимира Александровича с женой. Шеф-повар мсье Жимон, ранее работавший в русском посольстве в Мадриде, прекрасно умел удовлетворять оригинальные вкусы русских в еде и винах: «Он мог готовить их борщи, блины, битки и заливное не хуже шефов при русском императорском дворе»31.

Однако с 1902 года один русский великий князь с женой перетянули на себя все внимание и стали центральными фигурами в кругах экспатриантов из романовской России в период до Первой мировой войны. Великий князь Павел Александрович, младший из четырех сыновей Александра II, был, пожалуй, самым умеренным и демократичным из всех русских великих князей; его прекрасный дом в Булонь-сюр-Сен стал благодаря обаянию и дипломатичности его супруги Ольги, графини фон Гогенфельзен, не только магнитом для всех наиболее просвещенных и влиятельных представителей французской литературы, музыки и политики, но и, по сути, «придатком» российского посольства в Париже.

Высокий, «словно мраморная колонна»32, стройный и элегантный в своей форме командующего конной гвардией – поскольку он был военным, как и его кузен, великий князь Николай Николаевич, – великий князь Павел Александрович отличался сдержанной красотой и носил аккуратные, хотя довольно пушистые, усы. Его мягкие карие глаза внимательно смотрели с сурового продолговатого лица. В них были серьезность и меланхолия, которые унаследовал сын великого князя Дмитрий Павлович. Его старшие братья славились своим распутством и в России, и за рубежом, в то время как Павел – это признавали сами Романовы – был на удивление «возвышен в мыслях, сдержан и строг». Он терпеть не мог никаких излишеств и слыл человеком вежливым, добрым и благородным33.

Долгое время он оплакивал потерю первой жены, греческой принцессы Александры, которая скончалась в 1891 году после трех лет брака, оставив его с двумя малолетними детьми, Марией и Дмитрием. Он был безутешен, пока не повстречал знаменитую придворную красавицу Ольгу фон Пистолькорс. Однако она уже была замужем – за капитаном конногвардейцев – и имела от него троих детей. Роман Павла и Ольги привел к появлению на свет незаконного сына, Владимира, родившегося в 1897 году, и к громкому скандалу при русском императорском дворе. Несмотря на глубокую привязанность царя Николая к Павлу, тот вынужден был следовать строгому протоколу и немедленно отстранил пару от двора. Ольга, сильная личность, потребовала от Павла спасти ее от социального остракизма, и он, при помощи брата Владимира, сумел убедить Николая II разрешить Ольге развод. Николай согласился с тем условием, что Павел не женится на ней. Однако очень скоро тот нарушил царский приказ, тайно покинул Россию и, как великий князь Михаил Михайлович до него, заключил с Ольгой морганатический брак в Ливорно, в Италии. Николай, вполне предсказуемо, отреагировал так же, как в случае с Михаилом. Павла лишили военных наград, конфисковали его состояние и в 1902 году изгнали из России. Что гораздо хуже, детей Павла Александровича от первого брака отдали под опеку его брата, великого князя Сергея Александровича, и его жены Эллы (сестры царицы). Николай был непреклонен; как он сказал матери, «боюсь, в конце концов в Париже образуется целая колония из членов русской императорской семьи с их полузаконными и незаконными женами»34.

К 1903 году, проведя некоторое время в Италии, Павел и Ольга решили обосноваться в Париже. Момент оказался удачным, потому что русофильство там по-прежнему процветало в результате франко-русского альянса. Беспокоясь о своих доходах и предвосхищая кару за вступление в брак без разрешения царя, Павел спрятал деньги в иностранных банках, а из России якобы бежал с двумя чемоданами, где лежало три миллиона рублей золотом (эквивалент тридцати миллионам долларов на то время)35. В Санкт-Петербурге его жену могли считать падшей женщиной и персоной нон-грата, но в Париже Ольга стала настоящей звездой французского высшего общества. Поначалу пара жила в огромной квартире в доме 11 по авеню Иена, очаровательному проспекту в Шестнадцатом округе, где в 1903 и 1905 годах у них родились дочери Ирина и Наталья и где проходили их первые салоны и приемы.

Однако, для того чтобы достичь желаемого положения в парижском обществе, Ольга, которой было отказано в титуле великой княгини, нуждалась в другом, соответствующем ее новому положению. Статус морганатической жены старшего Романова создавал массу протокольных проблем и сложностей с исполнением официальных функций. Благодаря принцу-регенту Баварии она в 1904 году получила титул графини фон Гогенфельзен. Он был ниже, чем предыдущий, и не решал всех ее затруднений, поэтому законный статус Ольги оставался для Павла крайне болезненной темой.

События в России в 1905 году внушили и великому князю Павлу Александровичу, и графине фон Гогенфельзен серьезную тревогу. Избиение в январе 1905 года казацкими войсками марша невооруженных, ни в чем не повинных людей, требовавших повышения зарплат и улучшения условий жизни, навлекло на русский царизм позор и бесчестие – как внутри страны, так и за границей. Павел и Ольга были потрясены событиями, получившими впоследствии название Кровавое воскресенье. За ужином у себя дома, на улице Иена, с французским дипломатом Морисом Палеологом (будущим послом в Санкт-Петербурге с 1915 года до самой революции) они открыто говорили о своих опасениях относительно родной страны. Все трое были в