– И все, что вы издаете, пишется по этому рецепту? – изумляюсь я. – Но это же так скучно!

– Скучно, Иннокентий Платонович! – вздыхает Пингвиныч. – Однако, если вы думаете, что написать любовный роман элементарно, вы глубоко ошибаетесь. Нужен талант, чтобы по одному рецепту каждый раз приготовить что-то новое.

В гостиной горит приглушенный свет. Вика в короткой маечке и трусиках, надев наушники, танцует ко мне спиной у зеркального шкафа-купе. Шкаф занимает всю противоположную от входа стену комнаты, что при первом осмотре квартиры-студии показалось мне удачным решением: есть иллюзия двойного пространства. Но сейчас мне кажется, что гостиная похожа на тренировочный танцпол. В зеркале я с грустью вижу серое лицо пожилого мужчины и ее детское личико с закрытыми глазами. Оригинально – танцевать у зеркала с закрытыми глазами!

Танцуя, Вика самозабвенно повторяет одно и то же движение. Плечики – вверх-вниз, головка – направо-налево, попа – налево-направо, соломенные волосы скачут с одного плечика на другое. Это глупо и смешно, но почему меня это так заводит?

Главное, не знаю, как поступить. Тронуть ее за плечо? Испугается. Чего доброго, брякнется в обморок. Не нахожу лучшего, как сесть в кресло и глядеть на нее.

Уверен, что Вика нарочно кривляется передо мной. И так же нарочно разгуливает по моей квартире в нижнем белье. Хотя я просил ее носить халаты.

– Ненавижу халаты! – говорит она, капризно надувая губки. – У них вечно застиранный вид. Кстати, когда мы купим стиральную машину? Ты забываешь, что уже полгода живешь не один, а с молодой женщиной.

– Какая ты женщина, Вика? – шутливо возражаю я. – От горшка два вершка. Ой, извини, я хотел сказать, у тебя молоко еще на губах не обсохло…

Наконец она громко вскрикивает, будто бы только что заметив мое появление, выключает музыку и поворачивается с гневным лицом.

– Это – подло!

– Что именно?

– Ты не имел права за мной подсматривать! Я ведь почти голая!

– Прости! Нужно было сразу дать пинка по твоей толстой попе?

– И совсем она не толстая!

– А какая же?

– Красивая!

Щурит на меня каштановые глаза…

Мы пьем на кухне чай.

– Был у Варшавского.

У Вики изумленное лицо.

– Ты шпионишь за мной?!

– Ты не поверишь, дорогая, – говорю я, – но иногда я захожу в издательство по своим делам, а не только для того, чтобы узнать, как ты льешь горячий чай на штаны сотрудников. Ты знаешь, что Игумнов уволил этого несчастного?

– Ничего, – мстительно произносит Вика, – не будет трогать меня сзади за мочку уха.

– Вика! – укоризненно говорю я. – Бедного парня уволили только за то, что он трогал тебя за мочку уха?

Она наклоняется ко мне через стол.

– Это моя самая эрогенная зона, чтобы ты знал. И он, скотина, это понял.

– Ну ладно, – равнодушно говорю я, – но Игумнов-то чего так возбудился?

– Ясен пень, – таким же равнодушным тоном отвечает она. – Потому что Игумнов влюблен в меня по уши.

– Скажи, есть на свете мужчины, которые в тебя влюблены, но хотя бы не по уши? Или совсем не влюблены?

– К сожалению, есть один… – вздыхает Вика.

– Кто же этот бесчувственный идиот?

– Это ты!

– Ну разумеется…

– Как тебе наш Пингвин Пингвиныч?

– Неглуп и добряк. Лестно отзывался о тебе как о профи. При этом разрешает поработать у меня секретарем.

– Щедро с его стороны. Но я еще подумаю…

– Куда ты денешься? В общежитие? К горячим кавказским парням?

– О-о! – смеется Вика. – А ты ревнивый, папик!

– Не смей называть меня папиком! – свирепею я. – Папики содержат молодых дурочек за постель, а ты не берешь у меня ни копейки. Кстати, на какие деньги ты покупаешь себе одежду?

– О-о! – смеется Вика. – На что только не пойдет девушка из бедной семьи, чтобы женить на себе богатого мужчину.

– Мужчина – это я?

– Серьезный вопрос, – задумчиво произносит она, – но я еще не нашла на него окончательного ответа.

Сегодня один – ноль в ее пользу.

– Знаешь, – почти не шутя говорю я, – когда- нибудь я убью тебя, но суд меня оправдает.

– Это почему?

– Он сочтет это допустимой мерой самообороны.

Между тем мой ежедневный кошмар продолжается. Он начался месяц назад, потом расскажу – по какой причине. Мы с Викой вслух читаем любовные романы. В роли чтеца-декламатора выступаю я, по ходу чтения высказывая свои замечания. Вика заносит их в свой блокнотик в розовой обложке.

Сегодня у нас – «Пленница султана». Книга американская, перевод ужасный, но Вике нужно написать резюме, от которого зависит, пойдет у Варшавского «восточная» серия или он откажется от нее.

Он сжал ее в объятиях. Губы их встретились. Поцелуй был долгий и страстный.

– Как ты красива, юная пери! – задыхаясь, бормотал он, освобождая ее от одежд.

– Я всего лишь слабая женщина, мой господин, – потупив взор, возражала она.

– Вика, я не могу читать этот бред.

– Не бред, а женская литература.

– Какая еще литература, я тебя умоляю! Это же типичные фантазии сексуально озабоченных домохозяек!

– Что ты имеешь против домохозяек?

– Я не против домохозяек и их сексуальных фантазий. Я против того, чтобы это считалось литературой.

– Читай! Ты мне поклялся, забыл?

– Как же, забудешь… – вздыхаю я.

– Пощади, мой господин!

Он вонзил в нее свой возбужденный ствол, но тут же наткнулся на преграду ее девичества.

– Вика, это за гранью добра и зла.

– Просто ты сексист и женофоб.

– Может, я сексист и женофоб, но какой, к дьяволу, возбужденный ствол? И как можно куда-то вонзить ствол? И ты можешь представить себе возбужденный ствол?

– Это – ты сейчас.

– Спасибо, милая.

– Прости, папик, я не хотела тебя обидеть. Я запишу твое замечание в блокнот? Мне оно кажется важным.

– Да, так и пиши: русский писатель Иннокентий Иноземцев пришел в ярость от возбужденного ствола.

– Я и ты – отличный тандем, папик!

– Не смей называть меня папиком!

– А как мне тебя называть? Кешей, как попугая? Иннокентием Платоновичем? Господином Иноземцевым? Выбирай сам. А пока – читай!