Каз дал знак Джесперу и Большому Боллигеру избавиться от оружия. Уличные законы гласили, что каждый лейтенант должен явиться на переговоры с двумя безоружными пехотинцами. Переговоры. Это слово – слишком древнее и чопорное – отдавало каким-то жульничеством. Законы законами, но сегодня ночью в воздухе пахло насилием.

– Давай сюда пистолеты, – сказал Дирикс Джесперу.

Тот тяжело вздохнул и снял ремни с кобурами. Надо признать, без них он перестал походить на самого себя. Земенский стрелок был долговязым, темнокожим парнем, который не мог и секунды постоять на месте. Он прижался губами к перламутровым рукояткам своих драгоценных револьверов и даровал каждой скорбный поцелуй.

– Позаботься о моих малышках, – Джеспер передал их Дириксу. – Если я обнаружу на них хоть одну царапину, то сделаю надпись «прости меня» из пулевых отверстий на твоей груди.

– Ты бы не стал тратить на меня патроны.

– И он бы умер на половине слова, – вставил Большой Боллигер, отдавая свой топор, складной нож и любимое оружие – толстую цепь, утяжеленную амбарным замком, – в жадные ручки Ротти.

Джеспер закатил глаза.

– Суть в том, чтобы оставить сообщение. Какой смысл в мертвом парне с надписью «про» на груди?

– Ищи компромисс, – отозвался Каз. – В «мне жаль» меньше букв, а смысл тот же.

Дирикс рассмеялся, но Инеж заметила, с какой осторожностью он держал револьверы.

– Что насчет этого? – Джеспер кивнул на трость Каза.

Тот невесело усмехнулся.

– Кто посмеет забрать трость у несчастного калеки?

– Любой здравомыслящий человек, если под «калекой» ты подразумеваешь себя.

– В таком случае хорошо, что мы встречаемся с Хейлсом. – Каз достал часы из кармана жилетки. – Уже почти полночь.

Инеж повернулась к Бирже. Сейчас это просто большой прямоугольный двор, окруженный складами и конторами. Но днем это место было сердцем Кеттердама, суматошным и бурлящим, где богатые купцы покупали и продавали свои акции торговцам, приплывшим на кораблях в городские порты. Скоро пробьет двенадцать. Биржа практически опустела, если не считать стражников, патрулирующих периметр и крышу. Им дали взятку, чтобы они смотрели в другую сторону во время переговоров.

Биржа была одной из немногих частей города, которую враждующие банды еще не успели поделить между собой в бесконечных стычках. Поэтому она стала нейтральной территорией. Разумеется, только на словах. Здесь царила та же пугающая тишина, что и в лесу перед тем, как силки затянутся и кролик издаст последний писк. Инеж чувствовала себя в ловушке.

– Мы совершаем ошибку.

Большой Боллигер вздрогнул – до этого он не замечал присутствия девушки. Инеж знала, как Отбросы называли её между собой – «Призрак».

– Хейлс определенно что-то задумал.

– Естественно, – согласился Каз. Его голос походил на грубый скрежет камня об камень. Инеж всегда было любопытно, как звучал голос Каза, когда тот был еще мальчишкой. Если он вообще им когда-то был.

– Тогда зачем мы сюда пришли, да еще ночью?

– Потому что этого хочет Пер Хаскель.

«Старый человек, старая школа», – подумала Инеж, но промолчала. Она подозревала, что другие Отбросы были с ней солидарны.

– Из-за него нас всех убьют.

Джеспер потянулся, сложив свои длинные руки над головой и оскалившись. Его белоснежные зубы сверкнули на фоне темной кожи. Парень все еще не расстался со своей последней винтовкой, и ее силуэт за спиной придавал ему вид неуклюжей птицы с длинными конечностями.

– Если верить статистике, из-за него умрут лишь некоторые из нас.

– Это не повод для шуток! – ответила она.

В глазах Каза читалась насмешка. Инеж знала, что сейчас похожа на сердитую, нервную старую каргу, мрачно голосящую со своего крыльца. Ей это самой претило, но все же она была права. Кроме того, старухи явно не лишены мудрости, раз дожили до седых волос.

– Джеспер не шутит, Инеж, – ответил Каз. – Он просчитал наши шансы.

Большой Боллигер хрустнул костяшками пальцев.

– Меня ждет пиво и яичница в «Купероме» – я не могу сегодня умереть.

– Заключим пари? – спросил Джеспер.

– Я не собираюсь ставить на собственную смерть.

Каз надел шляпу и коротким жестом провел по полям рукой в перчатке.

– Почему? Мы делаем это каждый день.

Он был прав. Инеж – должница Пера Хаскеля, а это значит, что она рискует жизнью всякий раз, когда берется за новую работу или выполняет очередное задание, всякий раз, когда покидает свою комнату в Клепке. Сегодняшняя ночь ничем не отличалась от других.

Каз стукнул тростью по брусчатке, и в ту же секунду забили колокола церкви Биржи. Все замолчали. Для болтовни больше не осталось времени.

– Хейлс не отличается сообразительностью, но достаточно смышлен, чтобы создать проблемы. Что бы вы ни услышали, не смейте лезть в драку, пока я не дам команду. Будьте внимательны, – затем он коротко кивнул Инеж. – И не высовывайтесь.

– Ни траура, – сказал Джеспер, передавая винтовку Ротти.

– Ни похорон, – дружно пробормотали в ответ Отбросы. Так они желали друг другу удачи.

Прежде чем Инеж успела раствориться в тени, Каз постучал по ее руке тростью с головой ворона.

– Присматривай за стражниками на крыше. Возможно, они подкуплены Хейлсом.

– Тогда… – начала было она, но Бреккер уже ушел.

Девушка раздраженно взмахнула рукой. У нее накопилась сотня вопросов, но Каз, как обычно, держал все ответы при себе.

Затем она поспешила к стене Биржи, выходящей на канал. На переговоры разрешалось приходить лишь лейтенантам и их помощникам. Но если Черные Пики решат играть не по правилам, Отбросов будут ждать прямо за восточной аркой с оружием наготове. Им также было известно, что вооруженные люди Хейлса соберутся у западного входа.

Инеж найдёт другой путь, чтобы пробраться внутрь. Правила честной игры среди бандитов канули в Лету вместе с молодостью Пера Хаскеля. Кроме того, она – Призрак. Единственный закон, которому она подчиняется, – это закон всемирного тяготения, да и то не всегда.

Нижний этаж Биржи занимали склады без окон, потому Инеж решила воспользоваться водосточной трубой, чтобы забраться наверх. Что-то заставило ее замешкать, прежде чем схватиться за нее. Девушка достала фонарик из кармана и встряхнула его, посветив вокруг зеленоватым сиянием. Труба оказалась скользкой от масла. Инеж пошла вдоль стены и обнаружила каменный карниз со статуей трех летучих рыбок Керчии. Затем встала на цыпочки и осторожно пощупала карниз. Битое стекло.

«А мне здесь рады», – подумала она с мрачным удовольствием.