– Когда, по твоим расчетам, мы их догоним?

– Не знаю… Дня через два. Или три.

– Иными словами – еще два поселения.

На это Руй Диас ничего не ответил. Они постояли в молчании, оглядывая пейзаж. И слушая, как у них за спиной найденными в доме лопатами воины копают три могилы.

Первым шевельнулся Минайя:

– Ты, наверно, думаешь, какой дорогой они будут возвращаться в свои края?

Бесстрастное лицо Руя Диаса осталось неподвижным. Сощурившись от солнечного блеска, он неотрывно смотрел вдаль:

– Да. Именно об этом я и думаю.

И этот день, и следующий они мчались во весь опор, останавливаясь, лишь чтобы покормить лошадей и дать им роздых. На второй день закат застал их в пути – солнце еще не зашло, и в его последнем сиянии на фоне розовых низких облаков особенно четко вырисовывались черные против света фигуры всадников: позванивало оружие и погромыхивали, будто черепа, притороченные к лукам седел опустевшие фляги.

Так скакали до глубокой ночи, благо взошла луна и путь им указывала Большая Медведица, потом устроили краткий привал и сели в седла еще затемно, а зарю встретили уже в дороге. При первом свете дня стали видны следы мавританского отряда, которые вели на север, к ущелью.

Ближе к полудню заметили дым: стояло полное безветрие, и потому серый столб отвесно уходил в небеса. Добрались до места во второй половине дня, когда солнце уже понемногу склонялось к закату. К этому времени от фермы остались только дымящиеся головешки. Ни на пожарище, ни вокруг не обнаружили ни одной живой – или мертвой – души. Быть может, кого-то бросили в колодец, но проверить не удалось – его завалили землей и камнями, оголовок разрушили.

– Это значит, что возвращаться будут другой дорогой, – сказал Минайя.

Руй Диас, спешившись, уставился долгим взглядом на север. Шлем его висел у седла, кольчужный капюшон был отброшен за плечи. Дорожная пыль смешалась с потом и покрывала все лицо сплошной коркой, растрескавшейся лишь вокруг глазниц и губ. Борода стала похожа на серую паклю. Минайя и рыжий монашек, стоявшие рядом, выглядели не лучше.

– Еще один дневной переход без воды выдержим, – сказал Минайя. – Но потом придется свернуть и поискать источник.

Командир продолжал смотреть на север – в сторону теперь уже недальних предгорий.

– У мавров он где-то впереди, – ответил он, немного подумав. И повернулся к монаху. – Вроде там поблизости есть какое-то озерцо? Или это мой домысел?

– Есть, – подтвердил тот. – Между предгорьями и самой сьеррой. Харилья называется. Хотя это не озерцо, а скорее пруд.

– Неужто не пересыхает?

– Может, и пересох. Летом его курица вброд переходит.

– Полагаешь, мавры будут двигаться именно туда? А не слишком ли углубятся в этом случае?

Монашек задумался:

– Я бы на их месте, добравшись дотудова, двинулся бы дальше, к Гарсинавасу.

– Это что за зверь?

– Деревушка. Дворов шесть-семь, народу душ двадцать или чуть больше.

– Там есть что пограбить?

– Да найдется, думаю. Живут неплохо. Но главное – скотина и рабы.

– Оружием владеют?

– Едва ли. От бродяг и разбойников отбиться могут, но от настоящего мавританского отряда – а тут явно он – никогда. Он их разнесет в клочья.

– Вода там есть?

– Колодец.

Монашек, подобрав сутану, присел на корточки и принялся сухой веточкой что-то рисовать на земле. Руй Диас и Минайя наклонились, внимательно разглядывая изображение.

– Гарсинавас и Харилья стоят как раз между предгорьями и сьеррой, – пояснял тот. – На дороге, идущей под прямым углом к той, по какой двигаемся мы: на запад она ведет к броду реки Гуадамьель, а на востоке переходит в римскую дорогу.

Руй Диас показал на уничтоженный колодец:

– Если они не смогут убраться восвояси той же дорогой, которой пришли, то по какой же пойдут?

– Есть два пути. Один – короткий, на запад, прямо приводит к реке. Второй – на восток, он длиннее и тоже выводит к реке, примерно на пять лиг выше по течению. Там тоже брод. Могут выбрать любой, но я полагаю – двинутся кратчайшим.

– Или нет, – сказал Руй Диас.

И взглянул на Минайю, которого явно одолевали сомнения.

– Не делить же отряд, – сказал тот.

– Я и не думаю делить. Ну разве что ненадолго.

Они понимающе переглянулись. Ибо слова им для этого были почти не нужны. Так повелось у них с детства, задолго до того, как вместе, во главе мавров и христиан, начали они сражаться с войсками Леона под Льянтадой и Гольпехерой, когда Руй Диас был знаменосцем юного короля Санчо, оспаривавшего у своих братьев наследство покойного Фердинанда Первого[4]. С той поры минуло восемь лет, но обоим казалось – столетия.

– Если двигаться на запад, – сказал наконец Руй Диас, – то кратчайший путь проходит у крепости Торрегода. Там стоит кастильский гарнизон.

Минайя сощурился:

– Думаешь, мавры не рискнут?

– Очень сомневаюсь, что отважатся, – слишком велик у них сейчас обоз. Тем не менее римская дорога идет к югу, к реке, через пустоши, которые примыкают к границе с мавританским королевством Сарагосой… – Он обернулся к монашку. – Так я говорю, frater?[5]

– Так, – кивнул тот. – В тех местах не встретишь ни единой живой души – ни христианина, ни мавра. И брод никто, значит, не охраняет. У него и название мавританское – Магазальгуад.

Минайя медленно осмыслял услышанное. Взглянул на горизонт и потом – на командира:

– А если твой расчет неверен?

Руй Диас устало улыбнулся:

– Значит, они уйдут и нам придется вернуть деньги магистрату Агорбе.

– Черт возьми, я не люблю возвращать деньги.

– Да кто ж любит.

Минайя снова взглянул вдаль. Перевел глаза на воинов. Они сидели на земле, прячась от зноя в жалкой тени, которую отбрасывали их лошади. Кое-кто стянул с себя кольчугу и, скатав ее, положил на седло рядом со щитом и шлемом или взвалил на спину мулу. Люди надежные и выносливые, да вконец измучены бесконечной погоней. Стократ лучше бой, нежели эта однообразная скачка. Вел бы их не Руй Диас, а кто другой, давно бы уже начали роптать.