– Это ужасно, Наташенька, это ужасно! Бедная вы моя! Как бы я хотел вам хоть чем-нибудь помочь!

Она вдруг тряхнула головой:

– Знаете, Дима, мы с вами так просто говорим о любви и прочих серьезных вещах, как будто сто лет знакомы, а ведь на самом деле я ничего о вас не знаю! Расскажите мне о себе то, что сами захотите!

И он принялся излагать благостную версию того, кто он и что он, откуда взялся, где был, что видел, чем занят, когда ничем не занят и что думает, когда не хочется думать, что любит и чего сторонится. О том, как недавно оказался на Петроградской стороне, где жил в детстве. Как прошел мимо своей школы на углу Большой Пушкарской и Олега Кошевого и направился в сторону их бывшего дома мимо полуразрушенной бани, где когда-то вместе с отцом зачищал микрофлору, и где теперь голые тени прежних дней призрачными тазами прикрываются от дождей. Как потом пришел во двор и обнаружил, что многое здесь изменилось и что теперь весь двор, где раньше было чисто и пусто, заставлен машинами. И он бродил между машин, поглядывая на окна их бывшей квартиры на четвертом этаже, а из-под ног с треском взлетали голуби. И как вдруг из-за облака вышло солнце, кому-то улыбнулось широко и щербато, на кого-то взглянуло косо, а на кого-то совсем не взглянуло. Она слушала, отразив лицом его грусть и ей было удивительно хорошо. Внезапно она очнулась и, погасив улыбку, сказала:

– Вы, Дима, очень интересно рассказываете, но мне уже пора…

Вдыхая сырой прохладный воздух и наступая на апельсиновую кожу тротуара, они степенно добрались до ее машины. Там она сказала:

– Спасибо за приятный вечер! Поеду заниматься делами…

– Это вам спасибо, Наташенька! Когда мы снова увидимся?

– Я вам позвоню…

Она подала ему руку в перчатке, и он теперь уже в темноте приложился губами к тонкой коже, ощутив на миг тот же запах – гладкий, черный, сладкий, а после стоял и смотрел, как она осторожно выезжала со двора, а затем быстро исчезла, увозя на черной спине пылающий призыв соблюдать дистанцию…

Дома к ней вышла кошка Катька, присела, окутав себя хвостом, и стала смотреть, как она снимает пальто и сапожки.

– А я себе, Катюша, мужика нового завела… – приветствовала ее, как два с половиной года назад Наташа.

Катька встала, задрала хвост и, подойдя к ней, прошлась гладким боком по ее ноге.

Сегодня пятый день его новой жизни. Снова утро. Как его пережить, чтобы дождаться дня, и как пережить день, чтобы дождаться вечера? Какое тревожно-радостное, ни на что не похожее и, по сути, гибельное чувство владеет им! Ничего подобного за последние пятнадцать лет! Зачем оно? Зачем это ощущение восторга и слез в уголках глаз? Как все было просто с его прежними подружками и как серьезно сейчас! Это похоже на то, как если бы он карабкался по отвесной скале, зная, что выход только один – карабкаться вверх, до вершины. Иначе он сорвется и разобьется. «Не смотри вниз!» – кричат ему снизу люди. «Смотри вверх!» – шелестят крыльями ангелы. Такое вот странное крылатое чувство…

Она позвонила в половине шестого, когда он слонялся по квартире, пытаясь найти место, где радиация нетерпения была бы наименьшей. Позвонила и назначила встречу на том же месте. «И давайте обойдемся сегодня без цветов!» завершила она разговор.

– Вот что я хочу вам предложить, – сказала она после обычной церемонии губоприкладства. – Неделе конец, и я хочу, наконец, как следует поесть, а потому приглашаю вас в один уютный ресторанчик у меня на Васильевском! Что скажете?

– Согласен! – ответил он. – Но при одном условии – платить буду я.

– А иначе не поедете?

– Поеду, но есть не буду!

– Вы к тому же еще и вредный! – улыбнулась она. – Тогда вот еще что: обратно добираться вам придется самому. Не страшно?

– Страшно, но ничего не поделаешь! – поддержал он игру.

Поехали, и разговор их естественным образом обратился к автомобилям. Удивляясь той ловкости, с которой она управлялась со своим мустангом, он похвалил ее, деликатно указав на некоторую дерзость в манере вождения.

– Я всегда так езжу! – своенравно откликнулась она.

– Вы знаете, я заметил, что все женщины за рулем делятся на тех, которые в точности соблюдают правила и раздражают этим мужчин (их подавляющее число) и тех, которые водят, как вы и тоже раздражают мужчин!

Она спросила, много ли ему приходится ездить, и он ответил, что по городу старается, куда возможно, добираться пешком, а вот с началом дачного сезона приходится часто ездить под Зеленогорск, где у него участок с домом.

– Что вы говорите! – живо откликнулась она. – Надо же! У меня тоже был дом под Зеленогорском, но я его продала…

– Если я вам, Наташенька, до лета не надоем, то обязательно приглашу вас посетить мое гнездо… – галантно пообещал он.

«Дворянское гнездо…» – мелькнуло у нее.

– Вот в этом доме я после пятого курса впервые в жизни напился! – сообщил он смущенно, указывая на невыразительный фасад в конце Гороховой. О том, что после этого он очутился в Лелиной кровати он, естественно, умолчал. Полезное открытие совершил он во время своего вчерашнего повествования: оказывается, лишая подлинные истории их развязок, как слова их окончаний, можно на свое усмотрение сочинять диетические композиции на любой вкус.

По Большому проспекту они добрались до Гаванской, свернули на нее и остановились.

– Приехали, – сказала она, заглушив мотор. – «Золотая Панда» называется. Мы сюда с подругами часто ходим. Роскоши особой нет, но уютно и всегда есть свободные места. К тому же здесь хорошо готовят рыбу.

Так все и оказалось. Для них нашлись тихие места в углу за загородкой, где они и обживались, пока готовился салат из овощей, суп с угрем и лосось гриль. Он выбрал красное вино «Алексис Лишин Бордо».

– Хочу есть! – плотоядно произнесла она, безо всякого жеманства отламывая кусочки хлеба и отправляя их в рот.

Когда им принесли салат, она, не дав ему произнести прочувствованный тост, наскоро чокнулась и принялась за еду. Ела она культурно, изящно и быстро. Настоящая деловая женщина, не привыкшая коллекционировать удовольствия. Он с умилением наблюдал за ней краем глаза.

– Честно говоря, я не люблю готовить! – сообщила она, отставляя пустую тарелку из-под супа.

– А я обожаю! – похвастался он.

– Что вы говорите! – удивилась она, внимательно его разглядывая. – И где же вы этому научились?

– Жизнь научила. Я довольно долго жил отдельно от родителей, вот и сподобился…

– А, ну да! – быстро взглянув на него, понимающе кивнула она и продолжила:

– А вот я без родителей живу уже семнадцать лет. Я ведь девушка уральская!

– Да что вы говорите?! – воскликнул он. – И откуда же, если не секрет?