Несколько дней спустя Беранже пожелал приобщиться, так как в это время он обыкновенно говел, но я отказал ему в отпущении грехов и в Св. Причастии. С этих пор он за всю свою жизнь ни разу больше не причащался.

После всего случившегося Анжела почувствовала к мужу отвращение, граничившее с ненавистью. Она всячески старалась избегать его, почти не выходила из своих комнат и боялась, даже на минуту, оставить своих детей. Бедная женщина постоянно опасалась нового покушения на свою жизнь со стороны цыганки и едва смела притрагиваться к пище. Боясь, чтобы у нее не похитили детей, она потребовала, чтобы я сделал им метки на руке. Беранже делал вид, что ничего не замечает, но я видел, что такое положение дел тяготило его, а один из слуг рассказал мне, что вечером, в день казни, он жестоко избил бичом Мариам.

Около этого времени в замок прибыл молодой рыцарь. Он был очень болен и его приняли весьма гостеприимно. Он назвал себя Жиллем де Савари и объявил, что, упав с лошади, сломал себе ногу и сильно контузил голову.

Старый хирург замка, я и Бригитта, верная служанка Анжелы, самоотверженно ухаживали за больным, в чем нам помогал преданный слуга мессира Жилля.

Беранже нисколько не интересовался человеком, которого принял под свою кровлю, но Анжела часто навещала его и своим вниманием старалась облегчить страдания больного.

Несколько недель Жилль де Савари лежал между жизнью и смертью, но его сильная натура восторжествовала, и он стал поправляться. Только сломанная нога требовала еще целых месяцев лечения и не позволяла ему сесть на коня. Тем не менее, как только Савари был в состоянии встать, он пожелал лично поблагодарить Анжелу.

При помощи его слуги я провел рыцаря в небольшую комнату, где обыкновенно находилась благородная дама с детьми, и мы провели около часа в очень приятной беседе.

Синьор де Савари был очень красивый и любезный молодой человек, с изящными манерами. Кроме того, он был одарен разнообразными талантами. Он прекрасно пел, аккомпанируя себе на лютне, как провинциальные трубадуры, и слагал очень миленькие песенки. Своим веселым характером, умом и любовью к детям он скоро приобрел расположение Анжелы. Она мечтала и плакала, слушая его пение, и от души смеялась, когда он рассказывал про военную жизнь и про свои приключения.

Мессир Жилль так хорошо чувствовал себя в замке, что не имел ни малейшего желания уезжать, хотя уже около восьми месяцев пользовался нашим гостеприимством.

Как бы это ни показалось странным, но Беранже и его гость едва знали друг друга. Барон только раз из вежливости навестил больного, когда тот пришел в себя после трехмесячного бреда. Узнав от меня и хирурга, что приезжий рыцарь еще хромает и что перелом ноги еще не позволяет ему сесть на коня, он больше не занимался мессиром де Савари. Более чем когда — нибудь барон отдался своим дьявольским занятиям, проводя целые дни, а иногда и ночи в башне, в обществе старого колдуна и цыганки. С Анжелой он по — прежнему был холоден, хотя она и была беременна третьим ребенком.

Отвращение, внушаемое ей мужем, часто заставляло молодую женщину ссылаться на свое нездоровье, чтобы избежать необходимости присутствовать за обедом.

Мне кажется, Савари догадывался о несогласиях, царивших между супругами, так как он избегал барона и выходил из своей комнаты только тогда, когда знал, что тот находится в башне.

В это же время замок принимал в своих стенах еще одного путника, вид которого произвел тягостное впечатление на Анжелу. Путник этот был не кто иной, как мессир Рене де Клорифон, которого случай привел под нашу кровлю. Я не присутствовал при их встрече, но он зашел потом ко мне, и мы имели продолжительный разговор, внушивший мне большое уважение и дружбу к благородному молодому человеку и заставивший меня горько сожалеть, что роковая судьба разлучила его с Анжелой.

Немного спустя после посещения рыцаря Клорифона, Беранже как — то вдруг стал очень интересоваться сиром де Савари и выразил желание видеть его за обедом. Сообразуясь с приглашением владельца замка, гостеприимством которого он так долго пользовался, мессир Жилль в назначенный час явился в столовую. Теперь он вполне уже поправился. Богатый костюм молодого человека еще резче подчеркивал его красоту.

Пока Савари благодарил в изысканных выражениях барона, последний смерил его удивленным взглядом и с такой настойчивостью смотрел в лицо рыцаря, что тот невольно покраснел и смутился.

При виде этого смущения барон вспыхнул, и его пылающий взор с быстротой молнии перешел на Анжелу. Та сидела бесстрастно и только легким кивком головы ответила на поклон мессира Жилля.

Однако Беранже сдержал себя и обед прошел без всяких инцидентов. Только я заметил, что барон насмешливо поглядывал то на жену, то на Савари. Легкомысленный и любезный рыцарь нисколько не скрывал восхищения, которое внушала ему благородная дама.

Несколько дней спустя Анжела позвала меня к себе и сказала:

— Отец мой! Попросите от моего имени сира де Савари, чтобы он уехал из замка. Сегодня я убедилась, что Беранже ревнует меня и следит за нами. Рыцарь, по обыкновению, пришел ко мне и, сидя у моих ног на табурете, пел мою любимую песню, как вдруг дверь отворилась и вошел мой муж. — У вас прекрасный талант, мессир!.. — заметил он. Затем ушел, взяв книгу, которую он будто бы забыл здесь. Но меня ему не удастся ввести в заблуждение. Я отлично знаю, сколько жестокости и злобы скрывается за этой нехорошей улыбкой и что значит взгляд, которым он нас смерил. Пусть Савари уезжает! Я не хочу, чтобы с ним случилось какое — нибудь несчастье под моей кровлей.

На следующее утро я отправился к рыцарю, чтобы передать ему это поручение.

К моему великому удивлению, я услышал какие — то крики и шум, доносившиеся из его комнаты. В ту же минуту Мариам, вытолкнутая сильным ударом ноги, растянулась передо мной на полу.

Мегера была похожа на фурию с растрепанными волосами. Быстро вскочив, она убежала, громко произнося угрозы и проклятия.

Я застал мессира Жилля страшно взбешенным. Он рассказал мне, что уже давно эта бесстыдная тварь преследовала его, сталкиваясь с ним в коридорах, на лестницах и даже проникая в его комнату под разными предлогами. Но сейчас ее дерзость перешла всякие границы. Он писал и даже не заметил, как вошла Мариам. Вдруг она обняла его и объявила со страстным поцелуем, что обожает его и что готова следовать за ним на край света, так как барон де Верделе ей ужасно надоел со своей ревнивой и жестокой любовью.

— Я поступил с этой гадиной, как она этого заслуживала, — прибавил он, бросая на стол бич.

Сердце у меня сжалось. Я невольно вспомнил влюбленного в Изабеллу художника, которому мщение этой злой женщины стоило жизни. Увы! То, что случилось, было только прелюдией целого ряда других несчастий.

Я передал синьору де Савари поручение Анжелы и, со своей стороны, умолял его уехать. Скрепя сердце, он обещал исполнить нашу просьбу. Но в этот же вечер благородная дама сильно захворала.