Выслушав головокружительный поток медицинских терминов, пережив крушение всех надежд, которые давал каждый последующий курс лечения, свыкшись с гримасами боли, стонами и слезами, его прекрасная Клара в растерянности и полном изнеможении лежит в больничной палате, облаченная в ужасный больничный халат, с остекленевшими, полуприкрытыми глазами и открытым ртом.

Однажды он выступает в сенате. Один коллега-сенатор повернулся и смеряет его испытующим взглядом, исполненным куда большим вниманием, чем требует простое любопытство. Ну, что уставился? – думает он. – Да что с тобой? Наклонись он вперед и загляни в лицо коллеге, его дыхание произвело бы эффект паяльной лампы и с лица у него мигом сошла бы кожа. Перед ним оказался бы осклабившийся голый череп, неотрывно пялящийся на него. Тупее выражения не бывает.

Его раздумья прерывает спикер сената – он говорит:

– Быть может, почтенный коллега продолжит высказываться по текущему вопросу, или?..

Голос спикера многозначительно обрывается. Питер заглядывает в свои бумаги и ловит себя на мысли, что не имеет ни малейшего представления, о чем говорит, – ни малейшего представления и ни малейшего же интереса продолжать выступление, хоть бы он и вспомнил, о чем, собственно, идет речь. Ему нечего сказать. Он смотрит на спикера, качает головой и садится на место. Коллега-сенатор, смерив его напоследок коротким взглядом, отворачивается в сторону.

К нему подходит Кнут[38]. Они друзья.

– Что с тобой, Питер? – спрашивает он.

Питер пожимает плечами.

– Тебе не помешало бы отдохнуть. Немного развеяться. Ты здорово натерпелся.

Он вздыхает. Да, скорее на воздух! А то совсем невмоготу. Бесконечная говорильня, нескончаемое позерство, циничные интриги, непомерное самомнение, заносчивые советники, безжалостная пресса, радио и телевидение, пугающая мелочность, чиновники от науки, ничтожно малое совершенствование человеческой натуры – все это признаки демократии, и он знает им цену. Демократия – такая сумасбродная и удивительная штука! Но с него довольно.

– Посмотрим, может, я смогу тебе чем-нибудь помочь, – говорит Кнут. И похлопывает его по плечу. – Держись! Ты справишься.

Спустя несколько дней Кнут обращается к нему с предложением. Поездка…

– В Оклахому? – отзывается Питер.

– Э-э, все великое приходит из захолустья. Кто слыхал о Назарете, пока не объявился Иисус?

– Или о Саскачеване до Томми Дугласа[39].

Кнут улыбается. Он сам из Саскачевана.

– Вот, представилась возможность. Кто-то там отказался в последнюю минуту. Тамошнее законодательное собрание пригласило членов канадского парламента. Укрепление, видишь ли, и поддержание связей, что-то в этом роде. Да и делать тебе особо ничего не придется.

Питер даже не знает точно, где эта самая Оклахома находится. Какой-то захудалый штат Американской империи, где-то среди ее просторов.

– Заодно развеешься, Питер. Устроишь себе маленький четырехдневный отпуск. Почему бы и нет?

Он соглашается. И то верно, почему бы и нет. Через пару недель он уже летит в Оклахому в компании троих членов парламента.

В мае Оклахома-Сити – теплое, милое местечко, и его обитатели выказывают вам самое великодушное гостеприимство. Канадская делегация встречается с губернатором штата, местными законодателями и бизнесменами. Осматривает местный капитолий, посещает какую-то фабрику. Каждый день завершается обедом. Гостиница, где они разместились, большая. Всю поездку напролет Питер, пребывая словно в легком тумане, рассказывает про Канаду и выслушивает про Оклахому. Смена места и воздуха – даже мягкого и влажного – действует умиротворяюще, как и предсказывал Кнут.

Накануне отъезда, когда канадским гостям предоставляют целый день на отдых, Питеру в руки попадает туристический буклет местного зоопарка. Питер обожает ходить в зоопарки, и не потому, что он без ума от животных, а потому, что от них была без ума Клара. Когда-то она состояла в правлении Торонтского зоопарка. И он выражает желание побывать в зоопарке Оклахома-Сити. Помощница по вопросам законодательства, назначенная канадцам в сопровождающие и вызвавшаяся ему помочь, подходит к нему с глубочайшими извинениями.

– Простите, – говорит она, – обычно наш зоопарк открыт каждый день, а сейчас они закрылись на капитальный ремонт. Но, если угодно, я попробую их уговорить – может, они сделают для вас исключение.

– Нет-нет, не хотелось бы доставлять вам лишних хлопот.

– Впрочем, при университете в Нормане, это южнее Оклахома-Сити, есть питомник для шимпанзе, – подсказывает она.

– Питомник для шимпанзе?

– Да, они там, у себя в институте, изучают обезьян, кажется. Посетителей туда обычно не пускают, но, думаю, мы сможем договориться.

И она договаривается. Слово «сенатор» воздействует на слух американцев самым чудотворным образом.

На другое утро у гостиницы его уже ждет машина. Никто из делегации не хочет составить ему компанию. Машина везет его в Институт по изучению приматов, как официально называется это учреждение, представляющее собой филиал Оклахомского университета и расположенное посреди пустынной, поросшей кустарником местности километрах в десяти от Нормана. Небо – голубое, земля – зеленая.

В институте, куда ведет извилистая гравийная подъездная дорожка, он видит крупного, как будто грозного вида пузатого бородача. Рядом стоит долговязый малый, длинноволосый и пучеглазый, – судя по манерам, помощник бородача.

– Сенатор Тови? – справляется здоровяк, подходя к машине.

– Да.

Они пожимают друг другу руки.

– Я доктор Билл Лемнон, директор Института по изучению приматов. – Лемнон заглядывает ему через плечо в салон машины, стоящей с открытой дверцей. – Да, делегация у вас небольшая.

– Да, собственно, я один.

Питер закрывает дверцу машины.

– Ну и какой штат вы представляете?

– Провинцию Онтарио, это в Канаде.

– Да ну! – Его ответ, похоже, ввергает директора в короткое недоумение. – Что ж, пойдемте – расскажу вкратце, чем мы тут занимаемся.

Лемнон разворачивается и идет своей дорогой, не дожидаясь гостя. Непредставленный помощник семенит следом.

Они обходят дом с верандой, несколько пристроек и выходят к большому пруду, над которым нависают огромные тополя. Посреди пруда помещаются два островка – на одном возвышается купа деревьев. Среди листвы Питер замечает стайку рослых, тощих обезьян, раскачивающихся на ветках с невероятным изяществом и ловкостью. На другом островке, размером побольше, поросшем высокой травой, кустарником и редкими деревцами, громоздится какое-то бревенчатое сооружение. Высокие столбы поддерживают четыре платформы, расположенные на разной высоте и связанные меж собой паутиной веревок и сетчатых гамаков. На цепи болтается грузовая шина. Рядом с сооружением стоит хибара, сложенная из шлакоблоков.