В общем, признался Чубайс, как я ни старался, не смог представить себе сценарий, при котором Зюганов как президент не разрушил бы до основания экономику России. Такого сценария просто не существует…

Зюганов — это российский Квасьневский?

Один из козырей, к которым часто прибегали тогда Зюганов и K°, вот ведь в ряде стран Восточной Европы к власти сейчас пришли левые, и ничего ужасного не произошло… По этому поводу Чубайс в своих интервью заметил, что для него позиция тех левых «находится в пределах здравого смысла». Те левые способны отвечать за решения, которые принимают. Эти люди не называют себя коммунистами, они называют себя социалистами, социал-демократами, Партией труда и т. д. Уже одним этим российская ситуация принципиально отличается, например, от ситуации в Польше. Когда говорят, что Зюганов это российский Квасьневский, сказал Чубайс, мне становится смешно. Если уж подбирать какие-то аналогии, российский Квасьневский это Черномырдин, хотя все это весьма условно. Квасьневский социал-демократ, он никогда не провозглашал лозунгов конфискации частной собственности. У него мощная команда высокообразованных экономистов-профессионалов, макроэкономистов, прекрасно знающих и теорию, и практику, и монетаризм, и альтернативную концепцию, умеющих воплощать все это в жизнь. Ничего подобного нет и не может быть у Зюганова. В России всегда все происходит несколько иначе, чем даже в Восточной Европе. При всем драматизме тех же самых польских выборов там никогда не возникал вопрос: пойдет ли страна вперед или она будет возвращаться назад? Там решался другой вопрос будет ли существующий курс изменен серьезно или только слегка откорректирован. И экономисты из команды Квасьневского разговаривали на одном языке с экономистами команды Леха Валенсы. Это люди одного образования, одной культуры, одного уровня профессионализма. Просто у них несколько различные взгляды. У нас же ситуация, как всегда, черно-белая все решается по принципу «вперед или назад?».

Можно ли было все сделать по-другому?

Интервьюер «Труда» вновь задал Чубайсу вопрос, который много раз задавался российским реформаторам: насколько неизбежны были невзгоды, под прессом которым оказались при проведении реформ самые слабые, самые незащищенные люди, нельзя ли было как-то их скорректировать, чтобы уменьшить эту тяжесть?

Анатолий Борисович признал, что да, цена тех реформ, которые произошли в России, наверное, могла быть меньше, плата за них могла бы быть распределена не так несправедливо, как это произошло на деле; действительно больше всего страдают самые слабые пожилые или больные — люди: реформы идут уже несколько лет, а социальная защита до сих пор не сформирована. Причем в глазах многих, как всегда, во всем «виноват Чубайс», он олицетворяет собой вселенское зло.

И все же, сказал Чубайс, для меня очень важно, за что заплачена столь высокая цена, что в результате получено. Если бы в итоге реформ мы вновь оказались в той точке, где находились в конце 1991 года, валютные резервы разорены, капиталы отсутствуют, разрушительно, катастрофически нарастает инфляция, тогда действительно можно было бы ставить на себе и на всем, что я сделал, жирный крест. Однако, к счастью, это совсем не так. Ситуация сейчас несопоставима с той. И, повторяю, я убежден, что мы стоим на пороге экономического роста.

«Мы сделали все, что смогли»

Несколько позже Чубайс написал более четко и определенно, действительно ли реформы и реформаторы были истинными виновниками народных бед и действительно ли нельзя все было сделать как-то по-другому.

Впрочем, поскольку в начале 1990-х Анатолий Борисович отвечал главным образом за приватизацию, речь в том тексте, который я собираюсь процитировать, идет прежде всего о ней. Этот текст из знаменитой книги «Приватизация по-российски», вызвавшей в свое время известный «писательский скандал». Читаем в ней:

«Приватизация состоялась. Мы ее сделали

Теперь нам часто говорят: «Плохо сделали. Не то. И не так». К нам и к нашей приватизации предъявляют длинный список претензий. И самая болезненная для нас: приватизация привела к жесточайшему расслоению, к обнищанию большей части населения; приватизация оказалась несправедливой.

Это очень неоднозначная, зыбкая тема: «справедливость несправедливость», «расслоение равенство». Не будем утверждать, что по итогам приватизации собственность досталась всем поровну. Не будем говорить также о том, что стартовые шансы были у всех равны. Конечно, заранее было понятно, что возможность получить хороший кусок собственности у работников промышленных предприятий была больше, чем у учителей и врачей, а у директоров больше, чем у рабочих.

Но такая несправедливость была обусловлена (и мы уже не раз говорили об этом в книге) объективным раскладом сил накануне приватизации: слабое государство сильные группы влияния. В той ситуации мы делали все от нас зависящее, чтобы максимально возможно выровнять стартовые шансы. Жесткие правила игры, конкурсное начало, контроль, контроль и еще раз контроль эти позиции мы отстаивали вопреки многочисленным желающим закрепить за собой иные приоритеты.

Но усилия КУЧКИ ПРИВАТИЗАТОРОВ (выделено мной. О.М.) не могли компенсировать слабость и, извиняюсь, недалекость всей государственной власти. В то время как наша команда (тоже часть государственной власти) отстаивала принцип равного доступа к собственности всех социальных групп населения, другая часть государственной власти (Верховный Совет, высокопоставленные и не очень чиновники из аппарата правительства) упорно протаскивали всевозможные льготы для избранных, а то и вообще откровенно боролись с приватизацией.

Сложившуюся в итоге ситуацию можно охарактеризовать так: МЫ ПОЛУЧИЛИ ПРИВАТИЗАЦИЮ, СПРАВЕДЛИВУЮ РОВНО НАСТОЛЬКО, НАСКОЛЬКО СОСТОЯТЕЛЬНОЙ И ВМЕНЯЕМОЙ БЫЛА САМА ГОСУДАРСТВЕННАЯ СИСТЕМА (выделено мной. О.М.).

Беремся утверждать, что в той ситуации у России не было альтернативы: приватизация справедливая несправедливая. Альтернатива была: приватизация справедливая по возможности отсутствие приватизации вообще. Последнее автоматически означало полный крах экономического механизма, возврат к «красной диктатуре».

Конечно, приватизация привела к расслоению населения. Но если бы ее не было, растаскивание страны происходило бы в неуправляемом режиме и расслоение было бы еще более сильным.

Вообще реальная проблема, требующая внимания и активных действий, заключается не в том, что кто-то богаче, а кто-то беднее. Страшно другое: когда в результате чудовищного расслоения часть населения нищает и оказывается за гранью достойного человеческого существования. И в этом смысле мы категорически не согласны с тезисом о том, что приватизация породила нищету.

Проблема беднейших в России это вовсе не приватизационная проблема. Многолетняя накачка экономики пустыми деньгами и связанная с этим инфляция; отсутствие сбалансированной бюджетной политики; оголтелое лоббирование интересов самых различных групп влияния и возникающие в результате бесконечные льготы для избранных и приближенных; наконец, слабость государственных программ по защите беднейших вот далеко не полный перечень причин, вызвавших в конечном счете обнищание значительной части российского населения.