Из-за большой скорости пейзаж за окном стал неразличим. Лена опустила шторку и посмотрела на Валерия. Он сидел рядом с ней, плотно сжав губы, прикрыв глаза. Она подумала, что он спит.

Ей захотелось достать зеркальце, чтобы подкрасить глаза. В дорожной сумке куда-то задевался ее тюбик с тушью для ресниц. Нужно было выложить из сумки разные мелочи, чтобы легче было отыскать маленькую косметичку той самой французской фирмы, в которой мы вместе с ней работали. Фирма снабжала своих сотрудников к праздникам всякими мелочами собственного изготовления. В этих хлопотах выскользнул на пол шелковистый и поэтому скользкий платок – его утренний подарок. Она осторожно спустила с колен сумку, чтобы поднять его. Но Валерий, оказывается, не спал. Он сам наклонился и подал ей платок. Она улыбнулась, взяла его. Вот отыскались и тушь, и зеркальце. Спать ей не хотелось, надо было скоротать время. Она огляделась по сторонам – ничего интересного: поезд выглядел изнутри, как длинный самолет. В отдалении дремали самые обычные пассажиры. От скуки она подкрасила ресницы, примерила платок. Его бледный оттенок опять ей не понравился. Она повязала платок, как бандану. Ну, так еще было ничего.

– Ты не умеешь его носить, – вдруг она услышала голос Валерия. Он смотрел на нее из-под полуприкрытых век. – Его надо повязать по-русски, как носит Мари.

Лена посмотрела на него внимательнее. Ни нежности, ни любви – ничего, что отличает выражение влюбленного человека или, уж по крайней мере, жениха, не было на его лице. Только усталость и холодное раздражение. Что-то вдруг всколыхнулось в ней – протест и желание заявить о своих правах, восстановить свой статус невесты.

– За сегодняшний день ты меня ни разу не поцеловал, – сказала она.

– Я устал. Поездка меня утомила.

– Тебя? Привыкшего к гораздо большим нагрузкам?

– Я привык нагружаться по делу, а не заниматься самоуничижением.

– Чем? – Лене показалось, что он сказал недостаточно разборчиво.

– Тем, что ты слышала. Самоуничижением!

Она не поняла, о чем он говорит.

– Ты так шутишь?

– Нисколько. – Он приподнялся на своем месте и теперь смотрел на нее, как строгий институтский преподаватель. Губы его сжались в одну тонкую бледную нить. Рыжеватые волосы, которые он зачесывал назад, растрепались. Ей захотелось поправить их. Она протянула руку, но он уклонился.

– Я думал, ты описаешься от умиления, такой ты расточала елей перед этими французами. – Лена остолбенела от неожиданности.

– Я просто была вежливой. – В первый раз он разговаривал с ней в таком тоне. Она хотела думать, что это недоразумение.

– Серж и Катрин пригласили нас в гости. Они были нашими хозяевами, такими милыми, любезными…

Он стоял на своем:

– Ты вела себя так, как будто мы занимаем по отношению к ним унизительное положение! Как будто мы – какие-то недоумки, приехавшие из Африки, только что слезшие с дерева. Мы! Да они с завистью смотрят на нашу технику. Мой самолет…

– При чем тут самолет? – Лена никак не могла его понять.

– Да при том, что мы соревновались с ними на полетах!

– Ты что же, их гостеприимство мерил достоинствами твоего «Су»? Ты думаешь, что, если бы твой самолет был хуже «Миража», Серж не пригласил бы тебя в гости?

– Ты что, не понимаешь? – прошипел он. – Серж никогда не пригласил бы в гости ни тебя, ни меня, если бы ему это не приказали. И я не поехал бы к нему, если бы это не входило в программу нашего визита.

«Тогда, вечером, меня он пригласил без приказаний», – подумала Лена. Ей стало очень горько. Ей важно было знать мнение Валерия о чужой семье, ведь им только предстояло устраивать свою. Лену интересовало все – и устройство их дома, и отношения с детьми, и отношения между самими Сержем и Катрин. Но Валерий будто не понимал этого. Он ужасным тоном продолжал читать ей нотацию:

– Ты должна всегда помнить, что летчики в небе не играют в игрушки. Как бы мы ни пожимали друг другу руки, на самом деле мы с Сержем больше противники, чем союзники. Ты должна была быть дипломатом, держаться нейтрально. А от тебя только и было слышно: то у нас коррупция, то у нас еще что-нибудь. Можно подумать, у них коррупции нет! Прицепилась к какому-то фонтану. «Как это мило! Как замечательно! Ах! Ах! Ах!» Можно подумать, ты в жизни не видела ни одного фонтана, кроме их разбитого корыта с облезшим дикобразом!

– Послушай, ты несправедлив, – Лена чувствовала себя будто загнанной в клетку. – Ты только вспомни хотя бы этих детишек, что катались с нами в повозке! Какие открытые, чудесные у них лица! На улицах никто не плюет, не кричит, не пьет пиво и не матерится! Вспомни, какой чудесный дом у Катрин! Без всех прибамбасов российского богатства! Без золоченых люстр, без наборного паркета, без мраморного камина, хотя камин в доме есть, ты заметил? Он был в кухне! И какая в этом доме чудесная атмосфера!

– Да уж, атмосфера лучше некуда! – скривился Валерий. – Распустили белоручек, теперь не знают, что с ними делать! Не могут справиться с сопливым подростком! Пару раз дали бы ему ремня – быстро б навел порядок не только в своей комнате, но и во всем доме!

– А может, они уважают его достоинство? – тихо спросила Лена, но в голосе ее послышались твердые нотки.

– А ты называешь достоинством сидеть в таком свинарнике? Между прочим, нам с тобой придется воспитывать сына. И, может быть, не одного. Как ты знаешь, я хочу иметь несколько детей.

Лена уже холодно взглянула на него:

– Я думаю, об этом не говорят приказным тоном?

– А что, – он тоже посмотрел ей прямо в глаза, – ты не согласна?

– С твоим тоном – да!

Она уже давно в пылу разговора стянула с головы этот не нравящийся ей платок и сейчас, волнуясь, перебирала его похолодевшими пальцами. Взгляд ее случайно упал на него. Она сжала ткань в ладошке.

– И вообще, – она сама испугалась того, что готовилась сейчас сказать, но некое чувство, волевой импульс, который все-таки заставляет людей прыгать в реку, в холодную воду, или бросаться вниз с парашютом, в страшную дыру самолетного люка, заставил ее броситься в этот, страшный для нее, разговор. Она подняла платок и почти сунула его Валерию в лицо.

– Я хотела тебя спросить, – тут голос ее предательски дрогнул, она сглотнула, – ты купил мне такой же платок, как у Маши. Ты сделал это специально?

Внезапно он замолчал. Она застала его врасплох. Он купил платок ненарочно. Интуитивно взгляд его выбрал нечто похожее на то, что носила Мари. И он вдруг испугался, что Лена это поняла.

– Мари живет в Париже уже много лет. Она понимает толк в моде. Ничего нет плохого в том, что у тебя будет такая же вещь, как у нее. И я не вижу ничего плохого в том, что ты будешь на нее похожа.

Лена свернула платок и протянула его Валерию.

– Возьми назад! Он мне не нужен. И знай: я – сама по себе. И я совсем не хочу быть похожей на Машу.