– Побойся бога, Леночка, – взмолился я. – Дай хотя бы десять. А еще лучше – пятнадцать!

– Десять минут, и ни секунды больше. И без камеры. – Леночка стояла насмерть, как спартанцы царя Леонида. – И не упрашивай. А то вообще не пущу.

– Ты мне друг или как? – я попробовал уломать ее и выпросить дополнительно хотя бы пару минут.

– Поэтому я и пренебрегаю своим врачебным долгом, – сказала как отрезала Лена. – Иди, в коридоре увидишь Сашу Николаева – ну, ты помнишь его, курсант из Якутска, учится в ВМА – и покажешь ему вот это, – она нарисовала на бумажке несколько загогулин. Эх, что в Америке, что здесь врачей, похоже, учат писать так, чтобы никто посторонний не смог разобрать ни слова. Прочитаешь так – написано аспирин, прочитаешь этак – цианистый калий. Самое интересное, что провизоры в аптеке прекрасно читают все эти иероглифы!

Я постучал и, получив разрешение, вошел в небольшой больничный кубрик. Койка поближе к двери пустовала, хотя там уже была прикреплена карточка с надписью по-английски «Альфред Черчилль».

Однако! Какая редкая птица залетела к нам…

На койке у окна, тьфу ты, у иллюминатора лежал человек с поднятой кверху загипсованной левой ногой. Правая его рука тоже была в гипсе.

– Здравствуйте, – сказал я по-английски. – Меня зовут Николас Домбровский, и я журналист.

Загипсованный встрепенулся.

– Так вы янки? – спросил он с удивлением. – Акцент у вас странный, немного похож на нью-йоркский.

– Я с Лонг-Айленда, – у меня было мало времени, чтобы объяснить ему о том, что янки я лишь по месту рождения.

Мой собеседник рассмеялся.

– Мне довелось учиться в колледже Нью-Джерси, и я много раз бывал в Нью-Йорке. Знаете, там уже железная дорога есть, три часа – и ты уже в городе.

Я не стал ему говорить, что когда я учился в том же учебном заведении (которое в мое время уже называлось иначе), до города ехать было час – конечно, нужно было сначала доехать до самой станции. Но я решил не делиться с ним тем фактом, что мы с ним из одного университета. Ведь тогда пришлось бы объяснять, кто я, и почему он обо мне и не слыхал – а в его время университет был весьма мал и все всех знали.

Тем временем мой однокашник продолжал:

– Меня зовут Джеймс Арчибальд Худ Катберт. Я из Саванны, точнее, из-под Саванны в Джорджии. Можете называть меня просто Джимми – так делают все.

Я пожал, как мог, гипс на его правой руке и сказал:

– How do you do![5] Зовите меня просто Ник.

Джимми ответил мне с улыбкой:

– How do you do!

Потом он вдруг перестал улыбаться и спросил у меня:

– Скажите, Ник, а что с моими кузеном и сестрой?

– Ваша сестра, к счастью, выжила и, насколько я слышал, особо не пострадала. Вроде ушибы, не более того. А вот ваш кузен, скорее всего, погиб – кроме вас двоих, в живых остался только хозяин яхты.

– Хороший был парень Алджи, да почиет он в мире, – печально произнес Джимми. – Надо будет помолиться за его душу. Наверное, лучший из всех англичан… И девушки, значит, тоже погибли, и все слуги… А что сестра выжила – слава Господу. И вам, русским, спасибо. Я же видел, как ваши люди нас спасали. Думал, не дождусь – хоть и умею плавать, но не со сломанными рукой и ногой… Я уже уходил камнем под воду, но они успели меня вытащить. Ох… Никто же не ожидал, что этот проклятый француз – простите мои выражения – начнет вдруг по нам стрелять.

Мне, кстати, сразу больше понравились русские. Знаете, то, что вытворяли здесь англичане с лягушатниками, было мне совсем не по душе – и мне, и сестре намного милее были защитники крепости. Может быть, из чувства справедливости.

Я задал еще несколько вопросов про их поездку, но не успел он дорассказать мне о том, как их яхта добралась до Бомарзунда, как вошел Саша и укоризненно сказал:

– Николай, тебе Елена разрешила поговорить с больным десять минут, а ты здесь уже целых двенадцать. Совесть у тебя есть? Дай человеку отдохнуть и поспать.

И мне ничего не оставалось, как попрощаться с Джимми, пообещать ему, что расскажу его сестре о том, что у него все в порядке, и выйти из больничного кубрика.

Отрапортовав императору о победе и получив от него высочайшую благодарность и обещание щедрых наград, я закончил сеанс связи. Все это, конечно, приятно, слов нет, но надо приступать к делам сугубо земным, прозаическим, но от того не менее важным.

Для начала стоило определиться с нашим дальнейшим базированием. Ведь после августа наступит сентябрь – то есть осень, а за ней придет и зима. Как известно, большая часть Балтийского моря ежегодно замерзает. В заливах и вдоль побережья Швеции в течение несколько месяцев стоит неподвижный лед толщиной до семидесяти пяти сантиметров. По этому льду в былые времена русская армия с кавалерией и артиллерией добиралась до Стокгольма. То есть на Аландах – если, конечно, мы выберем эти острова в качестве места для стоянки, что маловероятно – наша эскадра будет вынуждена ждать весны в условиях, абсолютно неприспособленных для зимовки. Где будут жить экипажи, как снабжать корабли горючим для работы электрогенераторов? Словом, проблем будет до черта.

Правда, в качестве козырного туза у нас имеется контейнеровоз «Надежда». Я еще толком не успел узнать, что за груз он вез на Север, но судя по полученной информации, там были контейнеры с товарами и оборудованием, предназначенным для заполярных поселков и зимовий. Надо будет дождаться получения с «Надежды» списка находящихся на нем грузов.

Для одного из мест базирования наших кораблей я выбрал Либаву. Местный порт зимой не замерзает, и оттуда всегда можно выйти в море, чтобы наказать тех, кто рискнет снова сунуться на Балтику. Правда, от Либавы рукой подать до границ Пруссии. Только эта держава сейчас России не противник. Воевать с ней в ближайшие лет десять-двадцать нам вряд ли придется.

Либава, однако, находится далековато от Питера. Но тут уже выбора нет. Наш родной Калининград и Балтийск сейчас называются Кёнигсбергом и Пиллау. И принадлежат они не России, а той же Пруссии. Можно, конечно, найти еще несколько точек базирования. Ну, и остается Кронштадт – главная база Балтийского флота. Вариантов много, и их нужно будет обсудить с командирами наших кораблей.

А пока, как только мы покончим на Балтике с англичанами и французами, надо будет направить квартирьеров в Либаву, чтобы они там подсуетились и прикинули – что надо будет сделать для того, чтобы там наше возможное пребывание оказалось максимально комфортным. Ну, естественно, насколько это возможно в XIX веке. И согласовать с тамошними интендантами варианты поставок нам всего необходимого. Дороги в Курляндии относительно хорошие, и снабжение эскадры продуктами, а также перевозку людей можно легко наладить.