Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как я могу проверить? – Аля спрятала руки за спину, от греха подальше. Слишком уж хотелось вцепиться в лацканы мужского пиджака и потрясти их, спустить немного пар!
Но вокруг ходили люди, искоса на них поглядывали, могли не понять весь трагизм происходящего…
– Ты мне не доверяешь, женщина?
– А должна? Куда ты дел мою дочь?! Признавайся!
– Ой, ладно. Сейчас устрою тебе видеоконференцию, раз так настаиваешь!
Он потянулся за телефоном, потыкал в экран, как ни в чем ни бывало, встал рядом с девушкой и обнял ее за талию. Заставил застыть, выпрямив спину до боли, вызванной напряжением в позвоночнике.
– Расслабься. Сейчас все увидишь и успокоишься.
После долгих гудков появилось лицо немолодой женщины… Неуловимо похожей и на Виктора, и на Алину дочь… Девушка сглотнула, и еще раз, и еще – чтобы протолкнуть ком в горле.
Снова проснулись все ее затаенные страхи. Очень хотелось закрыть глаза и куда-то спрятаться. Ну, нельзя Виктору знать всю правду! Просто нельзя!
– Сын, ты куда умчался-то? Что это за выходки такие? Возвращайся срочно, у нас тут оладушки стынут! – Женщина в телефоне подслеповато щурилась и нащупывала очки на лбу.
– Мам. Позови Настю. Ее мама очень беспокоится… – Виктор сделал вид, что не услышал вопрос, перешел сразу к делу.
– Ах, мама Насти… Вон оно что… – Тон Пальмовской (жаль, имени Аля не знала), тут же резко изменился. Девушка предпочла не думать, что значили эти странные нотки. – Малыш, Настена, иди сюда!
Камера тут же показала девочку. В каком-то странном одеянии, с платком на голове и с живым попугаем на руках.
– Мамочка, привет! А у меня тут Гоша! А ты где?! – Дочка радостно затараторила, не обращая внимания на скованность и напряжение взрослых. У нее-то явно все было отлично…
– Малыш, я немного задержусь. Погода очень плохая, сложно ехать…
– Не сложно, а невозможно. Дождь перестанет, и мы приедем. – Конечно же, Пальмовский вставил свое веское слово.
– Ой, а папа тоже там, да?! Вы вместе? Ну, ничего тогда. Вы пока помиритесь, а мы вас с бабушкой подождем!
– Папа? С бабушкой? Настя, что ты говоришь такое?! – голос отказывал, но Аля все равно спросила, отказываясь принимать неизбежное…
Изображение дрогнуло, девушка услышала только эхо, и связь оборвалась. Это было последним испытанием для ее измученного организма. В глазах потемнело, мир потускнел и пропал…
– Очнулась? – Сначала донесся голос Пальмовского, только потом начало возвращаться зрение. Аля видела окружающий мир как-то размыто, будто сквозь туман. А может быть, ей вообще все это еще снилось, потому что она ни разу не была в этой комнате с блестящими как зеркало потолками… И вот эти светильники, что отражались в натянутом полотне, тоже не видела никогда.
– Где я?
– Ты когда в последний раз ела, звезда пленительного счастья?! – Нет, не галлюцинации. У них не может быть таких горячих, твердых рук, трогающих Алю за запястье…
– Вить, что случилось? – Она попыталась сесть, но тут же была уложена обратно на подушки.
– Это ты мне скажи, какого хрена довела себя до истощения?
– Я не доводила! – Хотела сказать жестко и уверенно, а вышло как-то слабо и сипло.
– Ага. Повезло, что здесь есть врач постоянный, сказал, что тебя нужно просто покормить и дать отлежаться. Иначе не знаю, как бы тебя спасали – ни одна «Скорая» сейчас не доберется в это захолустье.
– Уже можно ехать домой? – Девушку оглушила реальность. Настя. Бабушка. Виктор, который уже папа отчего-то. И еще попугай. Именно попугай стал самым важным пунктом. – Насте нельзя трогать всяких животных и птиц! Вдруг, у нее аллергия? Поехали быстрее, я не могу здесь быть!
– Дорогу завалило сломанными деревьями. Мы с тобой ночуем в отеле. Если, конечно, ты не хочешь оставить нашу дочь полной сиротой. – Так обыденно прозвучало, так просто… «Нашу дочь»…
Захотелось плакать. От облегчения и от злости одновременно. Аля только сейчас поняла, как устала быть для Насти и мамой, и папой сразу. Нести ответственность за ребенка, за себя, а еще – за сохранность своей великой тайны, которая оказалась не такой и страшной, кажется.
– Ну, и чего ты решила сырость развести? Мы же еще с тобой живые, вроде бы… Никого не убило. Зачем ревешь? – Виктор протянул к ее лицу ладони и начал стирать слезы прямо пальцами. Это было грубо, невежливо, неправильно… Но отчего-то хотелось, чтобы процесс никогда не заканчивался.
– Они сами текут. Я не виновата. – Следуя главным законам женской логики, Аля тут же отшатнулась от заботливых рук, начала растирать лицо самостоятельно.
– Ага. Я понял. Сходи умойся, а то похожа на панду сейчас. Ты же, вроде бы, раньше не красилась? Зачем теперь-то решила?!
– Я на работе. Нужно поддерживать имидж. – Девушка сердито фыркнула и попыталась подняться, но тут же пошатнулась.
– Сиди. Сначала тебя накормим, а потом уже мыться пойдешь.
– Но я же некрасивая, сам сказал! – И теперь это стало критически важным. Снова без всякой логики, конечно.
– Потерплю, так и быть. Иначе опять где-то грохнешься, а я не успею поймать. Объясняй потом ребенку, что это не я тебя избивал… Хотя… По заднице отшлепать как следует совсем не мешало бы!
– Давай сюда свою еду! А потом уже поспорим… – Аля внезапно вспомнила, что с утра во рту не было ни крошки. Ее предлагали угостить на банкете, который она снимала, но сначала работа, а потом уже все остальное. К сожалению, начался ураган и про обед она уже не вспомнила, а ужин проскочил мимо уже как-то сам собой.
– Сюда поставить? Или до стола дойдешь? – Пальмовский, будто заправский фокусник, откуда-то притянул тележку, заставленную блюдами под крышками. – Я тебе тоже компанию составлю. Ждал, пока ты очнешься, думал, слюной подавлюсь!
– Дойду. Я же не при смерти! – Снова проснулась гордость.
Аля уже начала уставать от того, как быстро в ней менялись эмоции и чувства. А во всем виноват он – Пальмовский!
– Ты почему себя довела до такого состояния, Аль? – Виктор, вроде бы, и не смотрел на то, как девушка поглощала продукты. Она решила, что больше не будет его стесняться. Вкуснейший куриный суп с лапшой никакого стеснения не стоил. Он был просто ошеломительным!