— Да, — ответил он наконец. — Но такие иллюзии теперь раскрыты, и мы предупреждены…

— Предупреждены, что не должны доверять тому, что видят наши глаза, тому, что слышат наши уши. Эта земля и так уже враждебна нам. И теперь каждая топь, каждый бочаг может обернуться ловушкой.

Он кивнул, и Кадию пробрала дрожь. Она хотела от него другого — заверений, что это вовсе не так. Ей случалось бояться. Но прежде страх вызывало что-то настоящее, понятное. А что ей делать теперь?

— Королевская дочь… Кадия! — Ламарил подошел поближе. — Ты многое свершила. Забудь о том, что тебе не дано, подумай лучше о том, что можно сделать. Пусть меч не отозвался в час твоей нужды, но дар, полученный в час рождения, помог тебе. Ты не беспомощна.

Кадия надеялась только, что его мысль не проникнет глубже, не откроет ему смятение ее чувств, черные тени сомнений… Ее всегда считали опрометчивой, необдуманно смелой. А теперь она думает, и смелость изменяет ей при виде разверзающейся непреодолимой пропасти.

— Я делаю то, что должна, — пробормотала девушка и обрадовалась, когда кто-то из синдонов позвал Ламарила и он отошел.

Тостлет приподнялась в ее объятиях.

— Благороднейшая… Кадия вздрогнула.

— Тостлет, ну, пожалуйста! Ты же видишь, что я не принадлежу к великим. Зови меня Кадия или просто «друг».

— Друг… — повторила хасситти. — Да, между нами благие чувства. Но все равно, мы называли тебя, как должно. Ты носишь на груди Силу.

Она указала на амулет, но не прикоснулась к нему. Сияние триллиума, навеки заключенного в янтаре, радовало и даже согревало взгляд.

— Не принижай себя в собственных глазах, друг, — продолжала Тостлет. — Мы идем помериться Сила с Силой, и у каждого есть что предложить. Когда кузнец соединяет металл с металлом, он создает более крепкое оружие. И мы станем таким оружием, какое освободит наш край.

Если иллюзия была создана, чтобы задержать их, наславший ее маг не преуспел. Теперь они пошли даже быстрее, и синдоны в очередь с разведчиками проверяли, не подстерегают ли их впереди еще такие же ловушки.

Быть может, враг хотел усыпить их бдительность: в следующие два дня ничего неожиданного не случилось. На второй день они сели в лодки, присланные за ними. Лодками не только управляли уйзгу, но к ним были припряжены риморики, так что поплыли они со скоростью, на какую Кадия и не надеялась.

Плыли они вверх по небольшому притоку Нотара. Солнце заходило за могучие хребты западных гор. Дважды разведчики-уйзгу сообщали, что к горам направляется большой отряд скритеков. Однако на южном берегу реки против них собиралось войско — уйзгу и ниссомы северных кланов.

Многих воинов-ниссомов Кадия узнавала — они воевали против Волтрика. И два раза она просила, чтобы ее высадили на берег: надо было предупредить вождей об иллюзиях.

Сновидец-хасситти был вне себя. Никакими средствами ему не удавалось рассеять облако мрака, окутавшее север. И Кадия не решалась вновь поискать Харамис.

На третье утро после их борьбы с иллюзиями они достигли предгорий. Вода в реке уже не была коричневатой, как среди болот, и стала очень холодной — чтобы помыться в ней, требовалась большая решительность. Ведь реку питали вечные снега на вершинах.

Да и воздух утратил тепло болот. Оддлинги кутались в плащи из камыша и предложили их своим спутникам. Для синдонов они были слишком малы, но Кадия с благодарностью тоже закуталась в плащ. Он, правда, оказался не такой хорошей защитой от горных ветров, как она надеялась.

Затем уйзгу, управлявшие лодками, с сожалением сказали, что не могут просить римориков продолжать путь: такой холод не для обитателей болот.

Так что им пришлось вновь идти пешком, а это было заметно медленнее. Но земля под их ногами тут была твердой.

Впервые Кадия увидела корявые, исхлестанные ветрами горные деревья. А воздух по утрам был таким ледяным, что обжигал горло. И дышалось ей тяжело. Утром, после того как уйзгу высадили их на западном берегу, Ламарил использовал свой жезл совсем по-новому. Уравновесив его на ладони, он сосредоточенно уставился на сверкающий металл.

Кадия теперь носила амулет поверх кольчуги, чтобы легче уловить предупреждение. Уже несколько дней он светился и был теплым — верный знак, что они приближаются к источнику Силы.

Жезл на ладони Ламарила дрогнул и чуть повернулся, указывая на юг. Он возвратил его в прежнее положение, но жезл вновь повернулся. И они пошли в этом направлении.

Перед ними открылась долина между двумя отрогами гор. Галька под ногами указывала, что идут они по руслу высохшей речки, а может быть, потока, который нес тут свои воды только в определенный сезон. Пышная растительность болот исчезла, сменилась жесткой сероватой травой с острыми краями, как убедилась Кадия, когда поскользнулась на гальке и ухватилась за пучок стеблей, чтобы не упасть, — потом она еще долго слизывала кровь с порезанных пальцев.

Шли они не бесшумно. В узких местах оружие звенело, задевая валуны. Один раз сверху донесся крик, и они увидели в небе распростертые крылья ламмергейера: огромная горная птица спустилась пониже, словно желая получше рассмотреть, кто это вторгся в ее горы. Ламмергейеры были в услужении у Харамис. Если бы можно было послать ей весть с этим дозорным! Кадия проводила взглядом улетающую птицу. Но, наверное, ее сестра знает, что надвигается беда, и ламмергейер предупредит ее об их появлении.

Долина сузилась в ущелье с высокими скалистыми стенами, которые становились все выше. И уже ни деревьев, ни травы, а на каменных обрывах — древние следы, которые оставил бешеный поток, пролагая себе путь.

Крутой поворот — и путь им преградила каменная стена, серую поверхность которой там и сям покрывали тускло-красные и бледно-желтые пятна. Видимо, кристаллы, решила Кадия, всмотревшись в них. Русло здесь уводило на юг, но Ламарил остановился перед каменной стеной — жезл указывал прямо на преграду.

Кадия ахнула. Жезл вырвался из руки Ламарила — нет, он не метнул его! — и, ударившись о камень, замер горизонтально, словно вонзившись в него. И в тот же миг ее амулет взлетел, натягивая цепочку, которая впилась ей в шею, и тоже повис в воздухе. А когда девушка схватила его, ей показалось, что он зажат в невидимых тисках.

Кристаллы на каменной стене засветились. Теперь Кадия увидела, что они слагаются в узоры, напоминающие вытканные записи племени Джегана или знаки в древних книгах Ялтана.

Ламарил протянул руку к жезлу и оторвал его от стены. Несколько мгновений надпись продолжала светиться, затем угасла. Синдоны собрались тесной группой. Губы Ламарила сурово сжались.

Кадия ощутила тревогу — не то чтобы страх, но скорее смущение, словно после прямого нарушения какого-нибудь старинного запрета; что-то подобное испытывал Джеган, когда они впервые отправились с ним по дороге в Ялтан, куда путь ему возбраняла древняя клятва, данная его племенем.