Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ранней весной Тарас Семеныч бил на токах косачей и в одну ночь добывал штук десять. Когда Сохач его корил за это, он оправдывался смело:
– Да ведь я петухов стреляю, а тетерок не трогаю… Ни-ни, ни боже мой! Зачем тетерку трогать – это грешно, потому как она яичек нанесет и птенчиков выведет. А петуха даже следует прикончить, потому как он ни к чему… На будущую весну молодые петухи поспеют. Сколько угодно, сделай милость. Вон и хозяйка так-то делает: всех петухов прирежет, а на развод одного оставит, и довольно… Не стану я всякую птицу тоже зря стрелять, а ту, которая соответствует… На што мне гагара, напримерно? А ни к чему… Вот тоже чайка или журавль. Даже нисколько не надобны, хоть бы их и совсем на свете не было.
Тарас Семеныч охотился целый год, но самой его любимой охотой была стрельба зверя на солонце, о чем не знал даже и Сохач. Солонец, то есть соляной ключ, был за Малиновой горой, и о его существовании знал только один Тарас Семеныч. О существовании этого сокровища он никому не рассказывал, даже самым близким благоприятелям. Только бы узнали – и все потянутся туда. По внешнему виду солонец ничего особенного не представлял. Мало ли ключей в горах, около той же Малиновой горы. К солонцу Тарас Семеныч никогда не ходил одной дорогой, чтобы не пробить тропы. По такой тропе и другие охотники живо бы добрались. С саймы Тарас Семеныч шел влево по берегу своего Ала-Куля, потом поднимался в гору, огибал сосновый бор, разросшийся на полуденной теплой стороне Малиновой горы, и спускался к речке Безымянке. На правом берегу этой бойкой горной речонки образовалось в лесной заросли крошечное озерко, вернее – водяное окно в несколько сажен ширины. Это озерко питалось водой из солонца, выбивавшегося из-под большого камня, обложенного мохом, точно ковром. Можно было пройти в двух шагах от этого солонца и ничего не заметить. Тарас Семеныч пробирался лесной гущей с величайшей осторожностью, чтобы не сломить ни одного сучка и не оставить следов. По зимам солонец не замерзал, и от него шел густой пар, садившийся на окружающие деревья красивым куржаком. Деревья стояли, точно обсыпанные серебряной пылью. Другого такого места не сыскать было не то что под Малиновой горой, а на сотню верст кругом. Одним словом, не ключик, а прямо угодник… Пробираясь к нему, Тарас Семеныч каждый раз крестился. Очень уж хорошо было место – лучше, кажется, не придумать.
Иногда Тарас Семеныч прикидывал в уме, сколько он добыл зверя, и только качал головой. Он проживал на своей сайме около двадцати лет, а каждый год худо-худо убивал штук двадцать диких коз, штук пять оленей и в счастливые года столько же сохатых. Эту дорогую добычу он домой выносил частями, а пока прятал в лесу, где у него сделаны нарочно для этого глубокие ямы в земле. Весной он набивал их льдом, как погреба. Лучшее время для охоты совпадало с самым большим летним жаром около петровок, когда всякого зверя одолевал овод и загонял на целые дни в воду. Днем олени и козы редко выходили на солонец, а только по ночам. Тарас Семеныч забирался с ружьем на закате солнца и залегал по-волчьи где-нибудь в кустах, чтобы чуткий зверь не услышал его присутствия. Хороши такие ночи в горах… Тихо-тихо кругом, как в пустой церкви. Каждый шорох слышно, слышно, как бьется собственное сердце. Но эта тишина только казалась тишиной, а в сущности с недалекого озера все-таки тянуло теплым воздухом, и Тарас Семеныч ложился на подветренную сторону, чтобы зверь не учуял присутствия своего злейшего врага – человека. Как-то так он лежал всю ночь и под утро заснул. Но его разбудило осторожное фырканье. Когда Тарас Семеныч открыл глаза, ему показалось, что по озерку плавает какой-то куст. Это была громадная голова сохатого с его громадными рогами. Даже было жаль стрелять такого красавца. А потом Тарас Семеныч едва вытащил из воды громадную тушу. Сохатый весил пудов тридцать. Да, бывали счастливые дни, о которых старый охотник вспоминал потом с каким-то благоговением. Это чувство поймут только завзятые охотники, каких в сущности очень немного.
Мясо, добытое на солонце, Тарас Семеныч частью сбывал охотникам, а остатки солил или вялил на солнце. Оленьи и козьи шкуры он тоже продавал – это был ходкий товар. Таким образом, солонец в год давал ему, на худой конец, рублей пятьдесят, а то и больше.
По зимам Тарас Семеныч добывал разными способами волков. Ловил их в капканы, стрелял и просто травил каким-то составом. Но волк – хитрый зверь, и этот промысел давал мало дохода.
– Он похитрее другого человека, волк-то, – объяснял Тарас Семеныч в свое оправдание. – Ты еще не подумал, а он уже сделал. Сколько они у меня одних собак передавили…
Волки действительно сильно одолевали сайму Тараса Семеныча и по зимам держали ее в осадном положении. Сколько он ни заводил собак – всех их, в конце концов, рвали волки.
– Ну какой ты после этого охотник, коли собаки уберечь не можешь? – смеялся над ним Сохач в веселую минуту. – Вон у меня Чуйка одиннадцатую зиму живет… А раньше Лыско четырнадцать годов жил.
– А ежели ты колдун – вот волки и не берут твоих собак. Значит, слово такое знаешь…
– Слова-то для всех одинаковые, а только Чуйка сама бережет себя. Глупый пес, а тут не обманешь…
IV
Малиновые горы – один из лучших уголков среднего Урала. Особенной высотой они не отличались, но это не мешало им составлять центр громадного горного узла. Старинное башкирское название этих гор как-то потерялось, а нынешнее они получили благодаря тому, что по увалам и россыпям[23] росла в особенном изобилии малина. И какая малина – сравнить нельзя с лесной. Правда, что она была мельче лесной, но, вызревая на солнце, эта горная малина приобретала особенный вкус. Рассказывают, что в большом количестве она может даже опьянить.
С шихана